— Похоже, да.

— Не кажется ли вам, что будет лучше, если явыступлю перед присяжными сам, а не отделаюсь показаниями, записанными на видеоили на бумагу?

— Конечно.

Корд лечит больных уже не первый год. Оннаслышан про суды и допросы. Он наклоняется вперед, облокотившись на колени.

— Тогда забудьте про нашу прошлуюдоговоренность. Я выступлю на суде сам и счет вам не пришлю.

— Спасибо, я очень вам признателен.

— Не стоит благодарности. Я хочу хоть чем-топомочь вам.

Мы умолкаем. Из кухни доносится какой-тошорох, весь же дом окутан тишиной. Корд не из тех людей, которые испытываютнеловкость из-за затянувшейся паузы в разговоре.

— Знаете, чем я занимаюсь? — спрашивает оннаконец.

— Чем?

— Я ставлю людям диагноз, а затем начинаюготовить их к смерти.

— Тогда зачем вы стали онкологом?

— Сказать правду?

— Да. А почему нет?

— Онкологов у нас не хватает. Пробиться легко,понимаете? Эта профессия испытывает дефицит специалистов.

— Да, но ведь кто-то должен этим заниматься.

— Вот именно. Впрочем, на деле все вовсе нетак уж плохо. Мне нравится моя профессия. — На мгновение он умолкает ипереводит взгляд на Донни Рэя. — Но вот это самое сложное. Смотреть, как твойбольной угасает, не получая лечения. Не будь пересадка костного мозга стольдорогостоящей процедурой, возможно, нам и удалось бы помочь бедняге. Я былготов заниматься им бесплатно, но сама операция стоит двести тысяч долларов. Ниодна больница или клиника в нашей стране не может позволить себе выбрасывать наветер такие деньги.

— Вы, должно быть, ненавидите эти страховыекомпании, да?

— Да. Мягко говоря. — Он снова замолкает, наэтот раз надолго. Затем говорит: — Давайте врежем им как следует.

— Я и пытаюсь.

— Вы женаты? — спрашивает он, выпрямляясь иглядя на часы.

— Нет. А вы?

— Тоже — нет. Я в разводе. Не хотите пивкапопить?

— Не откажусь. А где?

— Знаете бар «Устрицы Мерфи»?

— Да. Конечно.

— Тогда давайте встретимся там.

Мы на цыпочках крадемся мимо постели ДонниРэя, прощаемся с Дот, которая курит на крыльце, покачиваясь в кресле, иоставляем их.

* * *

Рано утром, в двадцать минут четвертого, менябудит телефонный звонок. Либо Донни Рэй скончался, либо разбился какой-нибудьсамолет, и Дек очертя голову несется к месту катастрофы. Кто ещё может звонитьв такой час?

— Руди? — в ухо врывается знакомый голос.

— О, мисс Берди! — я усаживаюсь в постели итянусь к выключателю.

— Извини, что звоню в столь неурочное время.

— Ничего страшного. Как вы?

— Они меня обижают.

Я зажмуриваюсь, глубоко вздыхаю и сноваоткидываюсь на подушку. Почему-то меня не удивляют её слова.

— Кто обижает? — спрашиваю я, скорее извежливости. Не могу сказать, что я так уж сильно огорчен.

— Хуже всех ведет себя Джун, — говорит она,словно расставила всех по ранжиру. — Ей не терпится от меня отделаться.

— Так вы живете с Рэндолфом и Джун?

— Да, и это ужасно. Кошмар просто. Я боюсьдаже к еде прикоснуться.

— Почему?

— А вдруг меня отравят?

— Ну что вы, мисс Берди!

— Я вовсе не шучу. Они все ждут не дождутся,пока я протяну ноги. Еще в Мемфисе я подписала новое завещание, в котором всеоставила им, и в первые дни после приезда в Тампу они меня чуть ли на руках неносили. Внучата то и дело заскакивали. Цветы мне притаскивали, конфеты. ПотомДелберт отвез меня к врачу на обследование. У меня взяли все анализы, послечего доктор сказал, что я здорова как лошадь. Они все, наверное, рассчитывалиуслышать нечто иное. Никто из моих родственников даже не пытался скрыть разочарования,и отношение ко мне вмиг изменилось. Джун снова превратилась в стервозную шлюху,каковой всегда и была. Рэндолф стал целыми днями пропадать на поле для гольфа.Делберт увлекся собачьими бегами. Вера ненавидит Джун, а Джун на дух не выноситВеру. Да и внуки, хотя почти все сидят без работы, совсем перестали бывать унас.

— Почему вы звоните мне в такое время, миссБерди?

— Потому что звонить я могу лишь тайком. ВчераДжун вообще запретила мне подходить к телефону, а Рэндолф, когда я емупожаловалась, сказал, что я могу звонить всего два раза в день. Я таксоскучилась по своему дому, Руди! Там все в порядке?

— Да, все замечательно, мисс Берди.

— Я здесь долго не выдержу, Руди. Менязасунули в тесную каморку с крохотной ванной. А ведь я привыкла к свободе, мненужно много места.

— Да, мисс Берди. — Она ждет, что я вызовусьприехать за ней и вызволить из плена, но сейчас мне не до этого. А ведь послееё отъезда не прошло ещё и месяца. Ничего, эта история послужит старушкехорошим уроком.

— Рэндолф настаивает, чтобы я подписала емудоверенность, предоставляющую ему право распоряжаться всем моим имуществом отмоего имени. Что вы об этом думаете?

— Лично я, мисс Берди, никогда не советуюсвоим клиентам, подписывать подобные документы. На мой взгляд, это не слишкомблагоразумно. — На самом деле клиенты никогда не обращались ко мне по такимделам, но в случае мисс Берди подписывать такую бумагу было бы и впрямьбезрассудно.

Бедняга Рэндолф! Спит и видит, как наложитлапы на её двадцать миллионов. Что случится, когда он выяснит правду? На душе умисс Берди уже сейчас скребут кошки. То ли ещё будет.

— Ну, я не знаю… — голос её увядает.

— Ничего не подписывайте, мисс Берди.

— И ещё кое-что. Вчера Делберт… Ой, кто-тоидет! Я побежала! — Трубка щелкает и слышатся короткие гудки. В голове моейвозникает видение — Джун порет мисс Берди кожаным ремнем за ослушание.

Не могу сказать, что потрясен услышанным.Чем-то это даже забавно. Раз уж мисс Берди так рвется домой, то я попробую ейпомочь.

И я снова засыпаю.