В понедельник Лео Ф. Драммонд вновь восседаетв дальнем от меня конце зала суда, окруженный привычной толпой сосредоточенныхсоратников, облаченных в строгие темные костюмы.

Я готов к бою. Под ложечкой, правда, противнососет, и я сижу, не смея дохнуть, но все вопросы записаны на бумаге, и ятерпеливо жду своего часа. Даже в полубессознательном состоянии я сумею ихзачитать и выслушать ответы свидетелей.

Забавно, но и парни из «Прекрасного дара» явноне в своей тарелке. Представляю, какие проклятья обрушили они на Драммонда,меня, Киплера, да и всю судейско-адвокатскую братию, узнав, что должны всейкучей заявиться сюда для дачи показаний, и не просто заявиться, но просиживатьчасами и сутками, пока я не соблаговолю покончить с допросом.

Киплер занимает свое место и объявляет, чтонаше дело будет заслушано первым. Сам допрос состоится в соседнем зале, которыйвсю эту неделю пустует. Это удобно — его честь может периодически заглядывать кнам и ставить Драммонда на место. А тем временем он подзывает нас с Драммондом,желая что-то сказать.

Я сажусь справа от Киплера. Квартет из«Трень-Брень» рассаживается слева.

— Записывать не надо, — говорит Киплерстенографистке. Официальная часть ещё не началась.

— Мистер Драммонд, вам известно, что Донни РэйБлейк скончался вчера утром?

— Нет, сэр, — серьезно отвечает Драммонд. —Мне очень жаль.

— Похороны состоятся сегодня днем, и в связи сэтим возникают определенные сложности. Мистер Бейлор — один из тех, кто долженвыносить гроб. Ему уже сейчас следовало бы находиться с семьей усопшего.

Драммонд внимательно смотрит на меня, затемпереводит взгляд на Киплера.

— Нам придется отложить допрос. Передайтесвоим клиентам, чтобы были здесь в следующий понедельник, в то же время. —Киплер меряет Драммонда вызывающим взглядом, словно подначивая на неверныйответ.

Итак, пятерым важным шишкам из «Прекрасногодара» придется позабыть о своей загруженности, перекроить сверхсрочные дела ивновь прилететь в Мемфис через неделю.

— А почему не подождать до завтра? — оторопелоспрашивает Драммонд. Вопрос вполне закономерный.

— Я здесь вершу правосудие, мистер Драммонд. Яутверждаю порядок прохождения дел в этом суде и не потерплю вмешательства введение процесса.

— Но, ваша честь, я вовсе не возражаю, —мямлит Драммонд. — Однако для проведения допроса ваше присутствие совершенно необязательно. Эти пятеро джентльменов и без того выше головы прыгнули, чтобыздесь присутствовать. На следующей неделе, возможно, их уже не удастся собратьвместе.

Киплер только того и ждал.

— О, нет, мистер Драммонд, они будут здесь какмиленькие. В следующий понедельник, ровно в девять утра.

— Я все понимаю, но, на мой взгляд, этонесправедливо.

— Несправедливо, говорите? Этих свидетелейдолжны были допросить в Кливленде две недели назад, мистер Драммонд. Однаковаши клиенты предпочли затеять игру в кошки-мышки.

Судья в таких вопросах — царь и бог, поэтомуоспорить его решение невозможно. Киплер, безусловно, наказывает Драммондавместе с «Прекрасным даром» и, даже на мой смиренный взгляд, излишне суров кним. Впрочем, до суда уже рукой подать, и Киплер показывает, кто в доме хозяин.Пусть спесивые адвокаты из «Трень-Брень» твердо уяснят — верховодить на этомсуде будет он.

И меня это вполне устраивает.

* * *

Тело Донни Рэя Блейка собираются предать землеза небольшой деревенской церквушкой, в нескольких милях к северу от Мемфиса.Меня и ещё семерых мужчин, которые несли гроб, выстраивают, как и положено, заспинками стульев, на которых рассаживаются родные покойного. Погода промозглая,небо хмурится — подходящий день для похорон.

В последний раз, когда я присутствовал наподобной церемонии, хоронили моего отца, и сейчас я отчаянно стараюсь невспоминать этот печальный день.

Толпа постепенно собирается под бордовымнавесом, и молодой священник начинает зачитывать выдержки из библии. Все мы неотрываем глаз от обшитого серой тканью гроба, вокруг которого разложены цветы.Мне слышно, как рыдает Дот. Я отворачиваюсь и смотрю прочь, пытаясь думать очем-то приятном.

* * *

Когда я возвращаюсь в контору, на Дека простострашно смотреть. Его трясет, в лице ни кровинки. На столе сидит его дружок,частный детектив по кличке Мясник; под рукавами свитера с воротником «хомут»перекатываются мощные бицепсы. У него давно не встречавшиеся с расческойволосы, багровые щеки, ботинки с заостренными носами, да и вообще выглядит Мясниккак человек, привыкший решать споры с помощью кулаков. Дек представляет нас,громко добавляет, что Мясник — наш клиент, после чего передает мне блокнот, накотором черным фломастером начертано: «Говори о всякой ерунде, ладно?»

— Как прошли похороны? — спрашивает Дек, а самберет меня за руку и увлекает к столу, на котором восседает Мясник.

— Так, обычные похороны, — бормочу я,недоуменно взирая на Дека и его приятеля.

— Как держатся родные?

— Нормально, — отвечаю я. — Тем временемМясник ловко откручивает крышку с телефонной трубки и жестом указывает, чтобы япосмотрел внутрь.

— Теперь, наверное, парнишка обрел покой? —произносит Дек, в то время как я заглядываю в самое нутро трубки. Палец Мясникапочти утыкается в малюсенькую круглую штуковину черного цвета, прикрепленную кстенке трубки изнутри. Я смотрю на нее, выпучив глаза.

— Я говорю — теперь наконец парнишка обрелпокой, да? — вновь спрашивает Дек и тычет меня в ребра, пытаясь вывести изоцепенения.

— Да, да, обрел, конечно, — рассеянноподтверждаю я. — Но все равно это очень печально.

Мясник аккуратно навинчивает крышку ивыжидательно смотрит на меня.

— Пойдемте кофейку попьем, — предлагает Дек.

— Хорошая мысль, — говорю я с оборвавшимсясердцем.

Лишь выйдя на улицу, я останавливаюсь иповорачиваюсь к ним.

— Что за дьявольщина?

— Пойдем сюда, — молвит Дек, указывая направо.Примерно в полутора кварталах расположен кофейный бар с претензией навычурность, и мы топаем туда, по пути не перекидываясь ни единым словом. Войдя,жмемся за угловым столиком, словно скрываясь от наемных убийц.