— Боже мой!

Мех Стивена был цвета темного, золотистого меда. Волкскрючился, дрожа, у ног Ричарда. Пока изменение в процессе, оно может бытьболезненным, но после него оборотень обычно встает, отряхивается и бежит. В чемже дело?

Стивен подполз к Ричарду еще ближе, ткнулся длинной зубастоймордой в кроссовки царя волков. Он лежал почти во внутриутробной позе —огромный, с мускулистыми лапами в золотистой шерсти, у ног своего Ульфрика. Этобыла поза крайнего подчинения, и я не могла понять зачем. Стивен ничего плохогоне сделал.

Я глянула на Ричарда. Белая рубашка пропиталась густойжидкостью и прилипла к телу. Он повернулся ко мне, и отсвет звезд блеснул намокром лице. Кусок слизи сполз по щеке. На лице был вызов; Ричард будтопровоцировал меня на вспышку гнева.

Я трясущейся рукой смахнула самые крупные комья слизи сосвоего лица, и они шлепнулись на пол с плюхающим звуком. Я обернулась нателохранителей. Их тоже заляпало, но далеко не так, как Ричарда и меня — онистояли дальше. Все вытаращились на Ричарда, вытаращились со смешаннымвыражением ужаса, гнева и удивления. Я поняла, что случилось что-то очень,очень серьезное.

Заговорить я смогла только со второй попытки, да и то ссильным придыханием.

— Я не раз видела, как оборотень превращается в своегозверя, но такого не было ни разу. Это потому, что ты вызвал зверя Стивена, а неон сам в себе?

— Нет, — ответил Ричард.

Я ждала продолжения, но он ничего больше не сказал и явно несобирался говорить. Однако одно слово «нет» ничего не объясняло. Я посмотрелана остальных.

— О'кей. Пусть мне кто-нибудь расскажет, что здесьслучилось.

Джемиль заговорил, осекся и посмотрел на Ричарда.

— С позволения моего Ульфрика. — Слова быливежливы, но тон — злобный, почти вызывающий.

Ричард обернулся к нему. Лица его я не видела, но, очевидно,от его взгляда Джемиль сжался. Он рухнул на колени в лужу густой жидкости.

— Я не хотел тебя оскорбить, о Ульфрик!

— Это ложь! — сказал Ричард голосом ниже своегообычного — чуть-чуть выше рычания.

Джемиль стрельнул взглядом вверх и снова склонил голову.

— Я не знаю, что ты хочешь, Ульфрик, чтобы я сказал.Скажи мне это, и я сделаю.

Ричард обернулся ко мне, оставив Джемиля коленопреклоненным.

— Я не вызывал зверя Стивена. Я вырвал его из тела.

Я глянула на Стивена, все еще скорчившегося у ног Ричарда.

— Зачем?

— Обычно это делается в наказание.

— А что такого сделал Стивен?

— Ничего.

Голос Ричарда был почти так же суров, как выражение еголица.

— Почему же ты его наказал?

— Потому что мог. — Он задрал подбородок надменнымжестом.

— Что с тобой творится, Ричард?

Он засмеялся — настолько неожиданно и неуместно, что явздрогнула. Слишком громко засмеялся, слишком резко.

— Ты поняла, как вызывать зверя Грегори?

— Я ни черта не поняла, кроме того, что ты сильно не вдухе и срываешь свое настроение на других.

— Ты хочешь знать, что со мной творится? На самом делехочешь?

— Да, хочу.

— Брысь с дороги, Стивен, — сказал он, и Стивен,даже не спросив почему, просто отполз в сторону.

Мы остались стоять на расстоянии в два фута. То, что Ричардсделал со Стивеном, чуть сняло остроту его силы, но она осталась здесь, какогромная тварь под поверхностью воды.

— Открой метки, Анита, ощути, что я чувствую.

— Они открыты. Я думала, их надо открыть, чтобы понять,как ты это делаешь.

— Так все дело в моем щите?

Я кивнула:

— Я ощущаю твою ярость, Ричард, но не знаю, чем онавызвана.

— Значит, только мой щит нас разделяет...

Он качнул головой, почти улыбаясь, и убрал щит.

Меня ударило почти физически, отбросило на шаг. Злость такаярезкая, что мне в горло ударила желчь. Презрение к себе такое глубокое, что уменя слезы покатились по щекам двумя горячими полосками. Страдание Ричардаудушало.

Я уставилась на него, слезы продолжали течь.

— О Господи, Ричард!

— Не жалей меня. Не смей жалеть!

С этими словами он схватил меня за руки, и в мигсоприкосновения наши звери бросились вон из тел в жарком танце силы. Его зверь,невидимый, ударил в меня, метафизические когти рвали мне тело. Будто этот зверьпрожирал себе дорогу насквозь. Я вскрикнула и бросила своего зверя емунавстречу, ощутила, как когти впиваются в мясо. Глаз бы ничего не увидел, но яощущала это — ощущала шерсть и кожу, мясо и кровь под зубами и когтями. Явопила не только от боли, но и от ощущения раздирания Ричарда. Он сделал больномне, я отвечала ему тем же. Не было мысли, не было соображения — чистейшийрефлекс.

Наши звери рвали друг друга. Мы оба свалились с воплем напол. Я смутно ощущала руки Ричарда на своих, будто он не мог разжать пальцы.

Вокруг нас люди зашевелились, сдвинулись с мест, но никто невмешался. Когда мы упали, все отшатнулись, будто боясь коснуться. Зазвучалиголоса:

— В чем дело? Что происходит? Анита, Анита! Ричард,держи!

Вдруг его зверь оказался во мне компактной тяжестью, но этобыло не больно. Обе энергии лежали тихо, прижавшись друг к другу — непереплетясь, просто прижавшись. Я почти ощущала твердое прикосновение его зверяк чему-то внутри меня, у чего были кости и мех, и это не была я. Ничего не былослышно, кроме шума крови в голове. Я ощутила на себе тяжесть Ричарда, и толькопотом, взглянув, увидела, что он на меня свалился. Его голова легла ко мне нагрудь. Его пульс отдавался у меня в теле, его сердце колотилось напротив моегожелудка. Я была покрыта холодной слизью из тела Стивена. Во-первых, я лежала вее луже, во-вторых, ею был покрыт Ричард. Придется перед сном пойти в душ, хотяуже и рассвет. И болело все, будто меня избили. Я знала, что двигаться будеттрудно.

Все стояли вокруг нас, глядя вниз. Я обрела голос, хриплый,но все же отчетливый.

— Слезь с меня.

Ричард медленно поднял голову — будто ему тоже было больно.

— Я сожалею.

— Да, в этом ты мастер. А теперь слезь с меня.

Он не шевельнулся, даже стал тяжелее, руки его держали менясбоку за талию.

— Ты все еще хочешь помочь Грегори?

— Да. Мы же для этого все и устроили?

— Тогда давай попробуем еще раз.