Я напряглась и попыталась вывернуться из-под него. Онсильнее сжал руки:

— Спокойней, Анита, это не будет больно. Я так думаю.

— Индюк тоже думал. Это чертовски больно. Пусти меня,Ричард.

В моем голосе начинала слышаться злость — и страх. Злость —это хорошо, а вот без страха я бы вполне обошлась.

— Ты сопротивлялась до патовой ситуации, Анита.

Я перестала вывертываться и уставилась на него:

— О чем ты?

— У нас с тобой разные звери, Анита. Они должны быливыяснить, кто из них... круче.

Я посмотрела вниз, в эти карие глаза.

— Ты хочешь сказать, что это нечто вроде доминантныхпоз?

— Не совсем.

Странно, но ответил Мерль:

— Когда встречаются два таких разных зверя, и оба онисильные доминанты — такие, как истинная Нимир-Ра и истинный Ульфрик, — тоони должны биться, чтобы испытать друг друга. Я такое видел раньше. Нечто вродеукрощения одного зверя другим.

Я смерила его взглядом — правда, снизу вверх.

— Никто никого не укротил.

Мерль присел рядом с нами:

— Я думаю, ты права. Это была, как сказал Ульфрик,патовая ситуация. Он мог бы продолжать драться до победы или поражения одногоиз вас, но он решил оставить это дело.

Я вспомнила выкрик: «Ричард, держи» — очевидно, он долженбыл держать своего зверя. Я глянула на него:

— Это ты прекратил?

— Мне все равно, кто из нас более сильный доминант,Анита. Для меня эти игры никогда ничего не значили, я играл в них, только когдаменя заставляли.

— Ты что-то говорил насчет помощи Грегори. Что ты имелв виду?

Он стал чуть наползать на меня, подвигаясь по мне вверх.Слизь с его рубашки замазала мне голый живот и почти голую грудь. Отвращение,очевидно, было написано у меня на лице, потому что он спросил:

— В чем дело?

— У тебя рубашка вымазана в слизи, а я лежу в луже этойже слизи. Я не только потому просила тебя слезть, чтобы ты на мне не лежал, нои чтобы не валяться в грязи.

Он встал на колени, держа мои ноги между своими. Наши зверивытянулись между нами — я их чувствовала, почти видела, будто каждый из нихположил голову на грудь другому. Ричард протянул мне руку. Я посмотрела на негонедоуменно.

— Я знаю, что тебе не нужна помощь, Анита. Но сейчаснаши звери соприкасаются. Это тесный контакт, и физическое прикосновениепоможет нам его сохранить, пока мы не закончим с Грегори.

Мне даже не нужно было видеть его серьезное лицо, чтобыпонять, что он говорит правду. Метки все еще были открыты — я знала, что он нелжет.

Я взяла его руку, и он поднял меня на ноги. Это было больно,и он либо заметил по моему лицу, либо ощутил.

— Я тебе делаю больно, — тихо сказал он.

— Мы всегда делаем больно друг другу.

У него тоже все болело, но двигался он так, будто этого иблизко не было, а я — по-человечески окостенело.

Он приподнял подол рубашки, не выпуская моей руки.

— Коснись.

Я снова посмотрела на него, и он засмеялся.

— Нужен только физический контакт, Анита. Я ничегодругого не имел в виду. Но мне нужны будут обе руки.

Я очень осторожно положила ладонь ему на бок.

Он покачал головой:

— Я должен буду снять рубашку.

Если нельзя трогать человека за руки, за плечи и предплечьяи большую часть торса, то выбор приличных мест очень ограничен. Я остановиласьна том, что сунула руку под мокрую рубашку, коснулась гладкой твердости бока.Даже кожа промокла у него от прилипшей рубашки.

Ричард снял рубашку через голову, и я стояла в несколькихдюймах от него, от гладкой плоскости живота, мускулистых бугров груди, когда онвыгнулся, снимая рубашку с головы. Вожделение, которое всегда овладевало мной,когда я видела его без одежды, подтолкнуло моего зверя к его зверю. Шерстистыебока потерлись друг о друга, осторожный перекат силы погладил, будто бархатом,самые интимные места.

Ричард застонал сквозь зубы.

Я изо всех сил постаралась это прекратить, но то, что я этосделала, не думая, бросило меня в жар. Я огляделась. Моя рука все еще толькокасалась его бока, над джинсами, но вдруг это прикосновение стало интимным. Мнехотелось убрать руку, но его ладонь накрыла ее раньше, чем я шевельнулась. Онприжал мою руку к себе — сильно, но без насилия.

Он тронул меня за подбородок, поднял мое лицо к себе.

— Анита, все хорошо. Я рад, что ты, когда меня видишь,все еще так реагируешь.

Я опять покраснела. Ничего не могла с собой поделать. Онзасмеялся — тихо, почти неслышно, с тем оттенком, какой бывает у мужчин, когдаони думают о чем-то интимном.

— Я очень скучал по тебе, Анита.

— Я тоже, — ответила я.

Его зверь бросился сквозь меня в вихре силы и ощущений, откоторых я ахнула. Мой зверь откликнулся, я не могла их остановить — а можетбыть, не хотела. Эти силуэты теней сливались и распадались, проходили сквозьнас, и я уже не могла дышать, не могла думать. Это Ричард сумел отпрянутьпервым и произнести:

— Боже мой, я и не думал...

Я почувствовала, каких усилий стоило ему отодвинуться отменя, перестать. На его лице появилось деловое выражение, отрешенное от любыхэмоций, но я чувствовала, что в нем вибрирует еще многое. Он заговорил резко ичетко:

— Я вызову зверя Джемиля так, как это полагаетсяделать. Постарайся ощутить, что я делаю, как я с помощью своего зверя вызываюзверя из него.

Я ответила, чуть еще запыхавшись:

— А потом я пойду лечить Грегори.

Он кивнул и добавил:

— Или могу еще вызвать зверя Шанг-Да, если тебе нужнобудет посмотреть еще раз.

— О'кей, — кивнула я.

Он обнял меня за талию, притянул к себе. Но это не былотаким интимным, как игры зверей внутри нас. Джемиль стоял к нам лицом. Он снялрубашку и ботинки, но штаны на себе оставил. Впервые до меня дошло, что я ниразу не видела его голым, кроме как когда он был ранен и при смерти. Один изсамых застенчивых оборотней, каких мне приходилось знать.

— Я готов, Ульфрик.

После того, что Ричард сделал со Стивеном, я сочла, чтоДжемиль очень смело ему себя вверяет. Но Ричарду доверяли все, он того стоил.Нет, здесь проблема не в недостатке доверия.

— Чтобы это сделать, физическое прикосновение не нужно,но с ним легче. Поэтому я коснусь Джемиля, чтобы ты лучше поняла, как этоделается.