бы и рад, да… забыл, — сокрушенно крякнул Фафнир. Что они от него хотят, молодо-зелено? Он и сам толком не помнил, сколько лет ему стукнет на Сильвестровую ночь6. Что тут такого, позабыть пару-тройку заклинаний…

Самых нужных, по всемирному закону подлости.

— Эх, нам бы до реки добраться!

— Зачем? — в голосе Берра засквозили подозрительные нотки. — Снова надеешься, что твои подружки нас уберегут?

— Да нет, говорят, тут человек один живет… Ух ты! — кажется, големам надоело прицеливаться, и вслед беглецам выпустили целый дождь из серебряных пик. — Скорее, вон за то дерево!

Ханна со страхом шарахалась в темноте от зловеще шелестящих сережек ясеня: белоглазый дух, стегающий кого попало зеленым кнутом, все еще преследовал ее в кошмарах. На их счастье, ветви заканчивались беловатыми шишечками. Издав неодобрительный скрип, ольха все же пустила их под свою крону. Хотелось бы, конечно, чтобы она была погуще, как у вяза или дуба.

— Даже деревья на его стороне. Мда, признаться, я Черного Графа недооценил, — ну, хотя бы способность залечивать раны у него осталась. Рубашка Фафнира уже сейчас напоминала модную среди придворных ажурную вышивку, а в капюшоне Свейна застряло не меньше дюжины холодных игл. Кажется, граф задумал разнообразить оружие глиняных слуг и весьма в этом преуспел. — А что там про человека? Может, я его знаю?

— Да уж, — Коори прерывисто расхохотался. У остальных дыхания едва-едва хватало, чтобы просто бежать, не отставая друг от друга. — Сказывают, человек ночью выходит к реке искупать коня. И конь тот серебряный, да не простой, а пятнистый, будто тень от листвы пристала. Кто ему поможет, тому и он… только попроси.

Но до реки было далече, а чаща с каждой минутой становилась все темней. Неизвестно, чем таким Хокан умудрился подкупить — или же припугнуть — местного эльфийского царька, но лес явно был на стороне преследователей. Корни все чаще выгибались у них прямо под ногами, а ветки намертво вцеплялись в потрепанные плащи — волосы Свейна, выбившись из-под капюшона, пусть и не сверкали золотом как у Ханны, но тут же привлекли внимание арбалетчиков.

Проклятье, или граф передумал брать принца живым?

Впрочем, Хокану наследник явно нужен был если не совсем мертвым, то ровно настолько, чтобы протянуть до венчания. А уж там…

Куда после завлекут все неуемные амбиции королевской воды на киселе — родословную графа и его сестрицы Фафнир запоздало, но изучил, еще раз убедившись, что любые посягательства на власть стоит пресекать в зародыше, — оставалось только гадать.

— Что это там?

Будто мало им заботы, — выдохнул старик, прислонившись к шершавому стволу и с трудом переводя дыхание. Ладонь наткнулась на что-то липкое, вязкое…

— Кровь, это же кровь! — сдавленно воскликнула Ханна. Фейри, не сговариваясь, встали по обе стороны от нее. Будь обстановка иной, Фафнир бы непременно подивился самоотверженности лесного народца. Или же просто надо меньше доверять пыльным манускриптам.

— А там еще. И вон еще, — Свейн указал на ближайшие деревья, и поспешно спрятал руку, когда в нее чуть не вонзился очередной болт. Плащи, хоть и обветшавшие, все еще исправно отражали любую напасть, спасибо Бузине. Пары полосок из девчонкиного платья оказалось достаточным, чтобы свойство щедро распространилось на все полотно.

Что-то тяжелое рухнуло сверху прямо перед ними. Половина туши оленя, насколько можно было разобрать в темноте. Ханна зашлась криком, но Свейн завопил куда громче, опрометью бросаясь в кусты.

— Куда? — заорал Фафнир, но тут над головой у них зашумело, деревья пригнулись от внезапного порыва ветра. Раскатисто пророкотал гром. Буря разбросала нацеленные в них стрелы, на последних подступах смешав ряды схвативших их было преследователей.

Лесной царь, скачущий во тьме, как нельзя кстати решил поохотиться именно в этих краях. Попасться ему на глаза было все равно, что стать на пути у дикого кабана: стальные копыта вороного коня рубили могучие дубы в щепки, а беснующаяся свора тощих борзых доканчивала тех, кому удавалось избежать разящего меча и острых стрел всадника.

Поговаривали, что очень редко, развлечения ради, Ольховый король вступался за невинно преследуемых путников. Воров и убийц с тех пор никто в глаза не видывал, но с каждым разом увеличивалось число охотничьих туманных псов смертельного властелина.

— И что теперь?

— Стоим на месте, как вкопанные! — перекричать собачий вой и визг было непросто, так что Фафнир просто подхватил Ханну в охапку и притаился под размашистыми лапами растущей неподалеку ели. Парочка заклинаний, эльфийские тенета — и вот уже безумные крики призрачной охоты едва доносились сквозь упругий полог.

— Бедный принц, — скорбно присвистнул Орешник. — Вряд ли он в такой передряге уцелеет.

— Надо его отыскать, — Ханна вскочила было на ноги, но тут же пошатнулась, зевнув так широко, что оба фейри с минуту очумело таращились на нее. Потом, не сговариваясь, дружно повернулись к магу.

— Ух ты, это ж сонное заклинание, да?

— Будь другом, научи? Кабы я знал, что все так просто…

Действительно, после всего прочего, так легко оказалось заслужить их уважение.

Фафнир досадливо отмахнулся, прислушиваясь к звукам снаружи. Не углядел, упустил мальчонку. И надо же было так оплошать в последний момент… Оставалось лишь надеяться, что Свейну удастся пережить эту ночь и остаться в здравом уме.

Ристафал

Природа ему подчинялась.

Потоки воды по одному мановению руки то ускоряли свой ход, то замирали ледяными каскадами посреди летней жары. Хор сверчков и лягушек мог соперничать с самой известной капеллой столицы, а от цветы так густо усеяли каменистые склоны, что у него самого порой голова шла кругом от их аромата. Он мог бы превратить влажную гальку в золото, верхушки тополей отливали на солнце чистым серебром, и поляны пестрели каплями земляники вплоть до студеных дней октября.

Природа подчинялась каждому его желанию… А он до сих пор страдал от любви.

Ристафал усмехнулся про себя. Столько лет прошло — да почитай, уже пара столетий, не меньше, — а он все не может забыть тех дней. Дух-хранитель водопада и прилегающих гор, гроза лесного народца и хозяин солнечного ключа — изнывает от любовной лихорадки, как мальчишка, обжегшийся первым пылким поцелуем. Кому скажи, не поверят. И все же…

До сих пор в тенях облаков ему мерещился плавный танец невесомого шелка, а роса по утрам слишком сильно напоминала рассыпанные по мшистым тропам сверкающие бусины.

Собери их, Ристафал. Все до единой! — звенел в птичьем гомоне заливистый смех. И прозрачный жемчуг таял, стоило лишь к нему прикоснуться. Точно так же он не удержал и ее — как простому духу совладать с