— Надо, — затосковала Женька, — знать бы еще,где они.

Тут за нашей спиной что-то хрустнуло, мы подскочили,вцепившись друг в друга, и бросились бежать куда глаза глядят. В основном ониглядели в темноту по причине отсутствия какого-либо света, и вдруг мир вокругточно свихнулся, совсем рядом что-то ухнуло, в другом конце что-то завыло, иначалась такая катавасия, что не приведи господи.

Не знаю, чем бы все закончилось для моих нервов, если б мы сЖенькой со всего маха не влетели в забор. Он оказался ветхим, а сила, котораянесла нас по деревне, могучей. В общем, мы влетели в забор, он не выдержал и сжутким хрустом и скрипом рухнул, причем вместе с нами. Руки обожгло, и ясообразила, что лежим мы в зарослях крапивы. Ухать перестало, а войдействительно имел место и для моей расшатанной нервной системы звучалнеприятно, но ничего потустороннего в нем не было.

— Женя, это собака, — как можно спокойнее сообщилая, приподнимаясь.

Гнилые доски забора подо мной затрещали, а я чертыхнулась,боясь пораниться — в таких заборах обычно полно гвоздей. Я все-таки поднялась ипопыталась поднять Женьку, она лежала без движения и громко стучалазубами. — Это собака, — здорово разозлившись, повторила я. Ясно, чтоот Женьки толку никакого, придется брать инициативу в свои руки.

— Ты меня успокаиваешь, — не поверила подружка.

— Прекрати немедленно, вставай. — Мне все-такиудалось заставить ее подняться. — И пойдем к людям.

— Да-да, — кивнула подружка, — к людям. Акуда идти, ты знаешь?

— Это забор, — ткнула я пальцем в рухнувшеесооружение, правда, рухнувшее частично. — Мы пойдем вдоль него и выйдем кдому.

Она кивнула и, вцепившись в мой локоть, сделала первый шаг.Идти вдоль забора оказалось делом непростым: прежде всего пришлось пробиратьсясквозь крапиву, которая в некоторых местах достигала нашей груди, дважды путьнам преграждали самые настоящие заросли, преодолеть которые было деломнемыслимым, и их пришлось обходить, при этом я страшно переживала, что втемноте мы собьемся с курса и потеряем наш забор. К счастью, этого неслучилось. Наконец, забор кончился, и мы вышли ко двору. За двором последовал идом. Вскоре мы уже стояли на высоком крыльце и робко стучали в окно.

Некоторое время ничего не происходило. Ни звука, ни шороха,только наше учащенное дыхание. Затем в крохотном оконце рядом с дверью мелькнулогонек, а мы с облегчением вздохнули, дверь со зловещим скрипом открылась, и мыувидели банника, то есть, может, теперь это был и не банник, а кто-то еще,домовой, к примеру, но выглядел он точной копией первого, в той же шапке, с тойже ухмылкой и с теми же клыками, в беспалой руке держал свечу, и свет ееотбрасывал на его физиономию причудливые тени, глаза жутко блестели… в общем,это было совершенно непереносимо.

— Наконец-то, — хихикнуло существо, на этот раз,по-моему, во что-то одетое, а мы с Женькой Скатились с крыльца и бросилисьпрочь, но без воплей, так как вопить сил уже не было. Банник что-то кричал намвслед, но либо он невнятно произносил слова, либо мы их не понимали, разобратьнам ничего не удалось. Преодолев не меньше километра, мы рухнули на коленивозле каких-то зарослей и попытались отдышаться.

— Прости меня, Анфиса, — вдруг сказалаЖенька, — я не должна была тебя сюда привозить. Если б я сейчас была одна,то хоть за тебя не беспокоилась бы.

— Женя, — совершенно не обращая внимания напокаянные слова подруги, которые сильно смахивали на исповедь перед последнимпричастием, твердо начала я, — всему есть простое и логичное объяснение.Сейчас ни ты, ни я логически мыслить не способны, значит, надо дождаться утра иразобраться со всей этой галиматьей.

— До утра еще далеко, — пожаловалась Женька.

— Летом ночи короткие, — утешила ее я. —Смотри, заря занимается, скоро рассвет.

— Где? — обрадовалась Женька.

— Что? — не поняла я.

— Заря, естественно.

Я наудачу ткнула пальцем, так как, будучи сугубо городскимжителем, мало смыслила в таких вещах, но определенно помнила, что есть заря, закоторой следует рассвет, и, говоря по чести, не мешало бы им поторопиться.

— Заря должна быть на востоке, раз солнце там восходит,а это не восток, а север, — проворчала подружка.

— Откуда тебе знать? — возмутилась я.

— Как откуда? Я же карту смотрела. От города мы ехалина юг, точнее, на юго-запад, а город за нашей спиной.

— С чего ты взяла?

— С того. Там река. Слышишь, плещется. Я ничего неслышала, но порадовалась: если Женька начала вредничать, значит, все в порядке,от страха не умрет.

— Река тут с трех сторон, — не сдавалась я. —И вообще: сказано тебе, скоро рассвет, вот и жди.

— Анфиса, — охрипшим голосом вдруг позвала Женька,я настороженно замерла и услышала шаги, а затем увидела… Первой мыслью было —волк.

Огромный, страшный, он возник в паре метров от нас и замер,глядя зрачок в зрачок. — Я этого не вынесу, — заволновалась Женька изакрыла глаза, а я подумала: мне здорово повезет, если я лишусь сознания.Ничего подобного. Женька клацала зубами, зверь сидел напротив, а я таращиласьна него. — Анфиса, что же это? — пискнула Женька. — Волк?

— Сиди, не шевелись, — пробормотала я.

— А глазищи-то… Анфиса, вдруг это не собака вовсе?Здоровый-то какой…

— Заткнись, говорю. Это собака… Собачка, — позвалая наудачу и даже посвистела немного:

— Шарик, Дружок, Полкан… — Фантазия моя на этомистощилась. Пес, или кто бы он ни был, сел копилкой и завыл, да так, что у менябуквально волосы встали дыбом.

— Нет, я больше не выдержу, — охнула Женька, и ямысленно с ней согласилась. Потратив на сольное выступление никак не меньшепяти минут, зверь, не обращая на нас никакого внимания, спокойно развернулся ивскоре растворился в темноте. — Фильм ужасов, да и только, — сзаметным облегчением вздохнула Женька.

Мы поднялись с земли и сделали несколько робких шагов внеизвестном направлении. Женька обо что-то споткнулась и едва не упала, яподхватила ее, больно ударилась коленом и тут поняла, что перед нами скамейка,сделала еще несколько шагов и, можно сказать, уперлась носом в палисадник. Втрех метрах от места, где мы стояли, находился дом. Темный и, честно сказать,жутковатый, потому не очень-то мы и радовались.

— А вдруг здесь опять этот? — прошептала Женька.