Оставив машину возле магазина, мы отправились по тропинке ивскоре вышли к кирпичному дому, окруженному забором, который в несколькихместах завалился и в целом выглядел как-то неубедительно. Калитки мы не нашли,поэтому Женька, углядев очередную прореху в ограждении, внедрилась на чужуютерриторию и зычно крикнула:

— Хозяева…

Немедленно из-за угла дома появился упитанный ребенок летдесяти, вихрастый, веснушчатый и очень деятельный. Взглянув на нас, он кивнул испросил, понизив голос:

— На ту сторону хотите?

— Хотим, — пребывая в некотором недоумении,ответила Женька.

— Сто рублей, — вторично кивнул ребенок.

— Сто рублей? — скривилась Женька. — Это чтож за расценки? В Питере за такие деньги целый час на катере катают.

— Вот и двигайте в Питер, — пожал плечами отрок,посмотрел на нас и добавил:

— Здесь всего две лодки, батина да еще у Витьки. Но уВитьки лодка с пробоиной, и залатал он ее кое-как. Неизвестно, доберетесь ли доберега.

Узнав о такой перспективе, Женька поскребла в затылке ипечально сказала:

— Ладно, вези за сотню.

— Через час подходите вон к тому месту, — ткнулотрок пальцем куда-то вниз, — и ждите. Я как освобожусь, сразу подойду.

Мы вяло согласились и побрели прочь. Деятельный ребенок,выждав полминуты и, как видно, придя к выводу, что мы с Женькой выглядимдостаточно придурковато, крикнул:

— Тетя, вы б аванс дали.

Не оборачиваясь, Женька показала ему кукиш.

— Через час, — напомнил мальчишка, а я покачалаголовой:

— Что делается… такой маленький…

— И уже бизнесмен, — подсказала Женька. — Иэто в глубинке. Да, не истощилась еще земля русская на самородков.

— Самородка бы ремнем не помешало…

— Ремнем непедагогично, — вздохнула Женька. Яоглядела окрестности и спросила:

— Чем займемся?

— Надо машину пристроить, — опять вздохнула она, ая нахмурилась, очень возможно, что расценки здесь столичные и за стоянкуавтотранспорта нас обдерут как липок.

Тут взгляд мой упал на церковную колокольню, и я предложила:

— Давай в церковь заглянем. — Женька смотрелавыжидающе, а я продолжила:

— Местному батюшке должно быть что-то известно онечистой силе.

Если она тут есть, логично обратиться к священнику.

— Точно, — согласилась Женька, и мы направились кцеркви.

Божий храм, недавно отремонтированный, был обнесен невысокойметаллической оградой. Слева находились хозяйственные постройки, справаоткрывался прекрасный вид на реку, луг и лес, который отсюда казался совершеннонепроходимым, девственная природа, да и только.

Церковь была закрыта, возле хозяйственных построек стоял «Москвич»с поднятым капотом, и мы побрели туда. Поблизости от машины людей тоже неоказалось, мы деликатно покашляли, в сарае наметилось какое-то движение, я внего заглянула и увидела священнослужителя, который торопливо что-то прятал встеклянной банке. В сарае попахивало табаком, но я на это вряд ли бы обратилавнимание, если бы не излишняя суетливость батюшки. Он повернулся, увидел меня,пробормотал: «Тьфу, пропасть», — и нахмурился, после чего шагнулнавстречу, степенно поздоровавшись, а я сделала вывод, что батюшка прятался всарае с намерением предаться пороку, то есть покурить в тишине и спокойствии,но наше появление всю малину ему испортило.

— Здравствуйте! — радостно завопила Женька.Батюшка вздрогнул, после чего поздоровался повторно, а я принялась егоразглядывать.

Лет ему было не больше тридцати, высокий, довольноделикатного телосложения, он изо всех сил старался выглядеть солидно. Этомусильно препятствовал тот факт, что лицо батюшки солидностью похвастать никак немогло, так как он был конопат, рыжеватые волосы густотой не радовали, бороденкатоже не впечатляла. По этой причине или по какой другой глаза священника имелистрадальческое выражение.

— Простите, что побеспокоили, продолжала излучатьсияние Женька и полезла в сумку за своим удостоверением. — Мы из газеты…

Тут из-за церкви появилась старушка в белом платочке икрикнула:

— Отец Сергей…

Тот недовольно махнул рукой, и бабку как ветром сдуло, изчего я сделала вывод, что, несмотря на забавную внешность, батюшка держитпаству в строгости. Он заглянул в Женькино удостоверение, кивнул, но продолжалхмуриться, как видно, очень переживал, что мы застукали его за неблаговиднымделом.

— Это Анфиса, — немного невпопад заявила Женька,ткнув в меня пальцем.

— Мое имя вы видели, то есть…

— Отец Сергей, — влезла я, — мы к вам вот покакому делу. В редакцию пришло письмо от жительницы деревни Липатове.

Лицо отца Сергея скривилось, точно от зубной боли. Думаю,батюшка бы плюнул в досаде, но сдержался и только спросил с отчаянием:

— Игнатова писала?

— Игнатова, — кивнула Женька.

— Все никак не угомонится, — вздохнул отец Сергей.

— Что, часто пишет? — проявила интерес Женька.

— Часто. И помногу. Владыке три письма отправила. Даромчто до почты никак не доберешься, она внука за тридцать километров посылает, аего и за десять метров отпускать нельзя, потому что… Сами увидите… Однобеспокойство всей округе.

— А на что Игнатова владыке жаловалась? — спросилаЖенька.

Батюшка недовольно взглянул на нее и не без язвительностиспросил:

— А в газету на что?

— На нечистую силу, — брякнула я. Батюшка закатилглаза с досады и тяжко вздохнул, а подружка ткнула меня локтем в бок.

— Вот что, пойдемте в дом… присядем, — без особойохоты предложил отец Сергей, и мы гуськом по песчаной тропинке обогнули церковьи вышли к добротному дому с резным крылечком, на котором в настоящий моментсидела старушка в платочке. При нашем приближении она вскочила, а батюшкасказал:

— Евдокия, напои гостей чаем.

— Не беспокойтесь, — затараторила Женька, нобатюшка был непреклонен, и вскоре мы устроились на веранде за круглым столом,украшением которого был медный самовар.