– Почему ты так упорно пытаешься убедить меня в том,что произошел несчастный случай? – Он продолжал испытывать меня. – Ты слишкомкатегорична для человека, потерявшего память. Или ты забыла, о чем я говорилтебе? Или ты придерживаешься линии людей, которые хотели бы выдать это занесчастный случай?

Может быть, ты сдашь мне этих людей, и я обещаю провестидело с минимальными потерями для тебя.

– Каких людей?

– Тех, кто был в машине, которая преследовала вас.

– Я ничего не помню.

– Удобная позиция. Мужчина, который ничего не скажет,потому что мертв, и женщина, которая ничего не говорит, потому что, видите ли,у нее не все в порядке с головой. Но ты не учитываешь одной вещи. У наших экспертовбашка варит, и установить, что вас преследовали, не составило большого груда.

Я молчала. Мне нечего было сказать.

– Тормозной путь – не ваш, нет… Машины, которая шла завами. И вмятина на правом крыле. На правом, хотя ваша машина ударилась лбом, иименно этой вмятины именно в этом месте не должно было существовать. Но даже неэто главное. В вас стреляли. Это несложно было определить. У Олега былонесколько скользких дел, каждое из которых неприятно пахло. У меня есть версии,и ты легко вписываешься в любую из них, уж прости. Думаю, если бы Олег былодин, он бы смог уйти от кого угодно. Он классный водила… Был классным водилой,– поправился капитан. – Тебе только нужно сказать, кто преследовал вас.

Я устала. Я опустилась на мокрые камни эстакады и закрылаглаза.

– Я не знаю. Неужели вы не можете понять, что мнегораздо тяжелее, чем вам. И что в моей нынешней ситуации я предпочла бы участьвашего друга.

– Участь моего друга… Очень хорошо. Вот здесь вас инашли, запаянных в груду металла. Он умер сразу. Та, другая, тоже умерла сразу.А вот тебе не повезло.

– Да. Я им завидую, – сейчас, здесь, посреди пустогошоссе, это было правдой.»

– Вы действительно не узнаете этого места? – Его тупаянастойчивость клонила меня в сон, несмотря на пронизывающий ночной холод.

– Нет. Я замерзла.

– Пойдемте в машину, там бутерброды и кофе, –бесцветным голосом сказал капитан, но остался стоять.

Не дожидаясь его, я отправилась к машине.

– Эй! – Он нагнал меня в два прыжка и, задыхаясь,бросил:

– Я все равно не верю тебе. Даже если бы все врачи миравыстроились бы передо мной в очередь и начали бы убеждать меня белым стихом иликаким-то там гребаным верлибром, что ты не знаешь, что творишь, и не помнишь,что творила, – я бы и тогда им не поверил…

– Белый стих и верлибр – одно и то же, – безразличнозаметила я. Мне было совершенно все равно, что еще он мне скажет. – А вы –просто полный кретин. Даже странно, что я села в машину человека, который былвашим другом…

Я почувствовала его жесткие руки на своем затылке, ониухватили меня за шиворот, как нашкодившего щенка, с единственной целью –утопить меня в целях высшей справедливости.

– Не нужно испытывать милицейского терпения, – бросилон моему затылку. – Обычно это неважно заканчивается. А для тебя можеткончиться совсем плохо – Отвезите меня обратно, – равнодушно ответила я. –Неужели вы не видите, что мне нечего вам сказать?

Он ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил меня. Приступярости прошел так же внезапно, как и начался.

– Хорошо. Черт с тобой. Хорошо.

Мы вернулись к машине.

Водитель Виталик меланхолично крутил ручку настройкиавтомагнитолы – ни одна из радиостанций, похоже, не удовлетворяла его. Второй(кажется, его звали Вадимом) так же меланхолично жевал бутерброд с сыром. Оба слюбопытством воззрились на нас.

– Ну что, шеф? – с развязной почтительностьюпромурлыкал Виталик, остановившись наконец на растрескавшемся от времени голосеИва Монтана. – В порядке?

– В полном, – капитан поморщился. – Трогаем.

– Согласно утвержденному оперативному плану? – неунимался Виталик, скосив на меня прозрачный от дерзости взгляд.

– Согласно, – коротко ответил Лапицкий. Провал плана сместом катастрофы у эстакады сделал его немногословным – Понял, – Виталик завелмашину, и спустя несколько секунд мы уже мчались по шоссе.

Но не в сторону Москвы.

С каждой минутой мы отдалялись от нее, а вместе с ней и отклиники. От моей маленькой палаты с полом, покрытым прохладным линолеумом. Ядаже вспомнила узор на линолеуме – чередующиеся квадраты, созданные для игры вклассики…

Интересно, играла ли я в детстве в классики?

И где прошло мое детство?.. Странно, что я еще не думала обэтом. О каких вещах я не успела подумать?

Не успела подумать, лежа на больничной койке, моемединственном ненадежном убежище на сегодняшний день… Эти люди, которые вполухаслушают Монтана и жуют плебейские бутерброды с толстыми ломтями сыра, – этилюди могут сделать со мной все, что угодно. И никто, никто не защитит меня…

Возможно, меня защитило бы воспоминание об отце, если бы япомнила его… Возможно, меня бы защитило воспоминание о матери, если бы япомнила ее… Тогда можно было бы смело сунуть сжатый кулак в рот и прошептать:«Мамочка, помоги мне, пожалуйста…» Но даже этой, обязательной для всех, малостия была лишена. В моей нынешней жизни было только два человека, проявивших вомне участие: медсестра Настя и Теймури, который обещал мне вино и сны… НоТеймури сейчас в Грузии, он ничем не может мне помочь. И Настя в ее всегдавосхитительно мятом халате ничем не может мне помочь.

Есть от чего прийти в отчаяние.

– Куда вы меня везете? – спросила я Лапицкого, стараясьне разрыдаться.

– Заедем в одно местечко, – расплывчато пояснилкапитан. – Много времени это не займет. Отметимся – и сразу назад, в теплуюбольничную коечку.

– Не самое подходящее время для визитов, – держать себяв руках становилось все труднее Но больше всего я боялась сломаться вприсутствии этих людей.

– А она у вас разговорчивая, – вклинился в разговорводитель Виталик. Голос его звучал с веселым равнодушным одобрением. – Вы бынас познакомили, герр капитан. Все-таки столько времени вместе провели ссимпатичной дамочкой, а я даже не знаю, как ей кофе предложить.

– Я бы и сам познакомился, да она не колется. Ни имени,ни номера телефона не выдает. С родителями не знакомит. Как зовут ее собаку,понятия не имею. В общем, тяжелый случай для возможных поклонников, – ленивоответил капитан. Он не забыл слова «кретин» в своем контексте и решилотыграться за унижение на эстакаде, ясно.

– Может, вы не на той козе подъехали, герр капитан, а?– не унимался Виталик. – Может, вы вообще не в ее вкусе? Может, я бы ей большепонравился…