– Правда. Посмотри.

Ей всегда доставляло удовольствие делать что-нибудь длянего, пусть всего-навсего завтрак на свежем воздухе. Она приготовила сандвичи ссалями, много жареной картошки, салат с макаронами, захватила чудные персики икорзинку с вишнями. Затем достала термос с лимонадом и кусок шоколадного кекса.

– Ну как, Том?

– Что там у тебя? – Его глаза снова оживились. Он ужезабыл, что рвался домой. На время.

– Увидишь, когда проголодаешься.

Она дотронулась до него пальцем, и он тут же ухватился занего. Это была их излюбленная игра с самой первой встречи. Сейчас это позволялоКейт хоть на минуту забыться, словно все было как прежде.

– Я уже проголодался.

– Нет. Ты просто хочешь узнать, что в корзине.

Она прилегла на траву, чувствуя себя неуклюжей, как тюлень,и с улыбкой посмотрела на него.

– Честно, я голодный. – И они оба рассмеялись.

– Как ты мог проголодаться, когда еще только половинаодиннадцатого?

– Мистер Эрхард не покормил меня завтраком. – В егоглазах затаился смех, и он отвернулся.

– Вздор. Врунишка.

– Ну, Кэти, я умираю от голода.

– Ты невыносимый. – Она решила все же достать корзину иподнялась с травы. Если он и вправду голоден, зачем его томить? – Кстати, уменя еще для тебя и подарок.

– Да? Что?

– Увидишь.

– О, какая ты жадина! – Он сказал это с детской яростьюот жгучего нетерпения. Кейт, ласково улыбнувшись, нагнулась к нему, чтобыпоцеловать в нос. – Не надо! – Он смахнул ее руку.

– Почему?

– Потому что ты жадная жадина, вот почему. – Новсе-таки обвил рукой ее талию, и они застыли так на некоторое время – он всвоем кресле, а она склонившись над ним. На этот раз она первая высвободиласьиз объятия.

– Пойду за съестным. – В ее голосе звучала легкость,впереди у них был целый день.

– Тебе помочь?

– Давай. Ты можешь нести корзину.

Он сам поехал к машине, она медленно шла рядом. По дорогеони болтали. Том оживленно рассказывал о своих занятиях, о рисовании, о новойигре, которую она принесла в прошлый раз, о медсестре из главного корпуса,которую он невзлюбил, и лучшем обеде, который он когда-либо ел, а Кейт слушала,как будто вся эта чепуха имела какой-то смысл.

Когда они подошли к машине, Кейт достала из багажникакорзину и осторожно поставила ему на колени, потом полезла за свертком вкрасно-белую полоску с пышным бантом.

– Это тебе, моя любовь. – Она закрыла багажник и,медленно толкая кресло вперед, направилась к озеру.

– Быстрее!

– У нас проблема? – Для этого ей понадобится мистерЭрхард. Том был слишком тяжелым для нее.

– Нет же, я хочу поскорее увидеть свой подарок! – Онприжимал сверток к себе одной рукой, а другую быстро засунул в корзину с едой идостал кусок кекса и горсть вишен.

– Убери руки, Том Харпер, или я...

– Нет, Кэти, ты меня слишком любишь.

– Ты прав.

Они снова улыбнулись друг другу. Кейт устроила его поддеревом возле коттеджа.

– Теперь я могу открыть? – Он ждал разрешения совсемпо-детски, и она кивнула, тогда он быстро разорвал бумагу. Глупо было покупатьему это, но она не смогла устоять, когда увидела. И еще одного она купила вдетскую...

– Ой, какая прелесть! Как его зовут? – Том крепкоприжал к себе большого бурого мишку, погрузив в него пальцы.

Кейт внутренне возликовала, глядя, как он радуется.

– Я не знаю, как его зовут. Скажи ты. Мне кажется, емуподошло бы имя Джордж.

– Ага. Может быть. – Том глубокомысленно смотрел намишку.

– Люциус? – Кейт снова улыбнулась. Она была довольна,что купила игрушку. Что из того, что это глупо? Какая разница, если онсчастлив?

– Люциус? Нет, ужасное имя. Знаю! Вилли!

– Вилли?

– Вилли! – Он перегнулся и протянул руку Кейт, онанаклонилась и поцеловала его в лоб. – Спасибо, Кэти, он очень красивый.

– Он похож на тебя.

Том погладил ее медведем, и оба рассмеялись.

– Хочешь полежать в гамаке? Я позову мистера Эрхарда.

– Нет, здесь хорошо. – Он уютно облокотился на корзинус едой и просидел так полчаса, не спуская Вилли с колен.

После ленча они мирно отдыхали, и Кейт чуть не уснула,сморенная нагретым на солнце воздухом. Легкий ветерок нежно шевелил ее волосы.Она лежала рядом с креслом Тома, а ребенок в ее чреве впервые за этот деньугомонился. Потом они передавали друг другу корзинку с вишнями со смехом иплевались косточками в деревья.

– В один прекрасный день здесь вырастет вишневый сад, иникто не будет знать почему.

– Кроме нас. Правда, Кэти? – Правда.

У него был такой мягкий голос, почти мечтательный, что онаподумала, а вдруг... Но одно всегда останавливало от желания встряхнуть Тома,чтобы к нему вернулась память: если он когда-нибудь придет в себя, топредстанет перед судом за покушение на убийство. Здесь же он в безопасности.Его ничем уже «не встряхнуть», врач не раз объяснял ей это. Но попытка непытка. Иногда, только на секунду, он становился похожим на прежнего Тома, и труднобыло поверить, как могла маленькая пуля разрушить его до такой степени.Невозможно запретить себе надеяться на лучшее.

– Кэти?

– Да? – Она взглянула на него, держа горсть вишен; оназабыла о них на минуту.

– О чем ты думаешь?

– Да так, ни о чем. Просто лежу и наслаждаюсьбездельем.

– Ты очень хорошенькая, когда задумываешься. – И онвежливо отвел взгляд с ее живота. Ему было жаль, что она такая толстая, но этоне имело значения. Он любил ее, несмотря ни на что.

– Спасибо, Том. – Она налила ему лимонада и сноваоткинулась на траве. Тень от высокого дерева защищала от солнца, и царилоудивительное спокойствие в полуденном летнем воздухе.

– Здесь красиво, правда?

Он кивнул в ответ со счастливой улыбкой и кинул еще однугорсть косточек в сторону коттеджа.

– Мне бы рогатку.

– Что бы ты с ней делал?

– Во всяком случае, я никому не собираюсь причинятьвреда, – сказал он обиженно, – просто, чтобы пострелять косточками в деревья. –После чего он снова заулыбался безмятежной улыбкой.

– Откуда ты узнал про рогатку? – Они вышли из модымного лет назад.

– По ТВ.