– За что ты их не переносишь? – не унялся, однако,Десмонд и даже за рукав кузена придержал.

– Ну, сам граф Бахметев, покойный, был человек отменныхкачеств, о нем никто никогда слова недоброго не сказал. Но сейчас здесь всемзаправляет его младший брат, а он был в семье паршивой овцой. Имение-тонаследовала дочь Бахметева, но во владение через какое-то время вступит, яточно не знаю. Так знаешь, что говорят по соседству? Мол, не доживет МаринаДмитриевна до сего возрасту, непременно ее дядюшка изведет, чтобы самомузаграбастать наследство. Всем известно, в каком черном теле он племянницудержит. Девка на выданье, однако же последние три года ее на балах или где-то вгостях не видели. Сам барин тоже у себя никого не принимает. Скуп, как… как…ну, нету такого второго скупца! – махнул рукой Олег. – Зато слухиидут по губернии о его бесчинствах над крепостными. С мужской прислугой зверскижесток, женщин и девушек запирает в свой гарем. Женат он на самом уродливом инеприятном создании в мире, вот и разгулялся, а поскольку и сам жуткий урод,девки ему противятся. Он да любимчик его, палач домашний, Герасим, берут ихтогда насилкою. Право же, – воскликнул Олег с негодованием, –некоторые дворяне поступают со своими слугами хуже, чем со скотами. К стыдупризнаться, немалое число таких есть, и младший Бахметев – из их числа.

– Герасим? – задумчиво повторил Десмонд. – А незнает ли Клим, каков собою этот любимец барский? Кряжистый очень, широкоплечий,руки чуть не до земли висят, черная борода и маленькая голова? Не таков ли?Ну-ка, расспроси его.

Олег послушался – и через несколько слов всплеснул руками:

– Ну истинный портрет! Именно таков и есть Герасим, как тыописал.

– Но ведь его я и убил… – медленно проговорил Десмонд ипонурился, словно нестерпимая ноша вдруг пригнула его к земле.

* * *

А и впрямь – огромная тяжесть налегла ему на сердце. Нет, непризрак убитого явился ему – судя по всему, был он негодяй отъявленный, смертькоего будет для жертв его радостью. Но… кого сочтут убийцею, вот в чем вопрос?

– Да не тревожься ты так, – тихо сказал Олег,заглядывая кузену в лицо и читая по нему, как по раскрытой книге. – Можетбыть, она успеет очнуться и убежать, прежде чем их с Герасимом обнаружат.

– А что проку? – в отчаянии воскликнул Десмонд. –Ты не знаешь женщин? Кто из них сможет держать язык за зубами? Она непременнопроболтается какой-нибудь подружке, та – другой подружке… и все, конецбедняжке! Eсли все так, как ты говоришь, господин не простит ей убийстваверного слуги. Ей же смерть грозит!

– Ну, знаешь! – Растерянный от такого пыла, Олег пожалплечами. – Эка ты напридумывал страстей! Еще неизвестно, будет сие илинет. Главное, чтоб очнулась девка вовремя, а уж там, чай, сообразит языкприкусить.

Десмонд нервно схватил ком снега, растер по лицу. Снег мигомобратился в воду, и Десмонд ощутил, что лоб его горит. Да и сердце горело, нылоот непонятной тревоги. В самом деле – не зря Олег глядит с таким недоумением.Ну что ему в той незнакомке? Губы у нее были сладкими, как вишни, – этода. Ну и что?

– В обмороке она! – вскричал Десмонд, обращая на Олегастоль сердитый взгляд, словно тот был виновен в случившемся. – В обморокеглубоком. Я видел такое, знаю – это сродни летаргусу, шок. Сутки пребывать внем можно, а то и больше. Ее этот злодей напугал до смерти! Нет, найдут ихрядом, найдут – и ее обвинят в убийстве… Эх, если бы ее увезти, спрятатьгде-то! – Он с мольбой сжал руку Олега. – Позволь забрать ее,спрятать в Чердынцеве. Я в долгу не останусь.

Лицо Олега вспыхнуло было оживлением, да тут же и погасло.

– Пустое говоришь. Для тебя, по-родственному да по дружбе, яи не на такое бы решился, но… это ведь только кажется, что в мире нет ничегоболее, кроме этого мостка, – он потыкал рукой в снежные стены,подступившие со всех сторон. – А развеется – и станет видно, что здесь доЧердынцева рукой подать. Ну куда беглой деваться? Только к нам. Не в землю жеее схоронить – непременно кто-то увидит да проболтается. Бывало уже, пряталисьбахметевские битые да мученые на наших землях! Hичего с того не вышло, кромесвар да штрафов нам, хоть мы с отцом тут ни сном ни духом. Бедняг хватали да вколодки, на дыбу, под кнут…

Судорога прошла по лицу Десмонда, и Олег подивилсячувствительности, вдруг проснувшейся в этом прежде надменном и сдержанномкузене. Эк его разбирает! Или и впрямь девка хороша, словно Елена Троянская?Жаль, конечно, что выходит такая нескладеха… Худо, когда помочь хочется, данечем.

– И в петербургском доме ее не скроешь, – добавил онпечально. – Тут уж непременно придется объясняться с батюшкой, а он втакую ярость придет: мол, соседское добро украли! – что держись, кабы меняне высек!

– Но человеколюбие!.. – взвился было Десмонд – да исник: не много в нем пребывало человеколюбия, когда одним ударом пришиб тогомужика! А ведь бедняга повинен был лишь в том, что не совладал с похотью… как ион сам. Мужик даже не успел свои нечистые помыслы осуществить, а Десмонд?Успел, еще как успел! До сих пор болят колени, коими упирался в лавку, дарастекается томление по чреслам при воспоминаниях. Тьфу, чертов Приап! Вот ужне ко времени одолел! Да уж… нет у него права ни просить, ни требовать. Сам этукашу заварил, как говорят русские, – сам и расхлебывай.

– Беглые у нас как делают? – размышлял меж темОлег. – На Дон, в Малороссию, за Урал скрываются, там просторы вольные –ищи-свищи! Но не везти же ее за Урал?

– Нет, конечно, – твердо сказал Десмонд. – Не наУрал, а… в Англию я ее увезу. Тебя же прошу лишь об одном: отцу ничего несказывай, но помоги выправить нужные бумаги.

* * *

В Чердынцеве они остановились ровно на столько, сколькотребовалось времени, чтобы сменить лошадей да положить припас на дорогу, –и снова пустились в путь к Петербургу. На облучке с новой силою взмахивалкнутом Клим. Рот у него был так стиснут, словно зашит накрепко: ведь замолчание барин обещал отдать ему в жены Глашу, дочь чердынского старосты Лукьяна,по которой Клим давно и безнадежно сох. Девка тоже была бы не прочь, дародителям Клим не глянулся. Ничего, теперь глянется, ежели сам граф молодойсватом придет! Чтобы заполучить Глашу, Клим готов был не только рот зашить, нои язык себе откусить. Он бы не дрогнув поклялся перед иконами, что не видел,как молодой граф и его родственник-иноземец приволокли откуда-то из метелинечто, закутанное в тулуп так плотно, что только русая коса до землисвешивалась. Клим нарочно тогда отвернулся. Подумаешь, беда! Дело молодое,холостое, обычное!

Вдобавок Климу предстояло довезти чужеземца до самойграницы, и он никак не мог опомниться от столь внезапного поворота в своейсудьбе.