Гелия шла рядом, ее коричневые глаза пытливо заглядывали впомрачневшее лицо госпожи. Почти у каждой двери попадались артане, высокие,статные, обнаженные до пояса, играющие тугими мышцами. Все останавливались, какокаменев, глаза становились, как у больших лягушек, а нижние челюсти отвисали.

– Госпожа, – сказала Гелия, – вам не о чембеспокоиться…

– Так ли? – ответила Итания горько.

Гелия улыбнулась мудрой улыбкой женщины, у которой естьтайное оружие.

– Вы посмотрите на себя. Каждый из этих головорезовмечтает оказаться у ваших ног. И мечтает служить вам. Служить и выполнять вашикапризы.

Итания на ходу невольно покосилась в большое зеркало изотполированной бронзы. Да, она все еще прекрасный цветок, как ее называлильстецы. Чуть похудела от лишений, но не настолько, чтобы опуститься до уровняпростых женщин. У нее все такие же глаза, длинные загнутые ресницы,безукоризненная фигура, а ее грудь все так же упруга, хотя для ее хрупкойфигуры великовата… на ее взгляд, однако мужчинам, судя по их взглядам, так некажется.

– Артане могут думать иначе.

– Артане тоже мужчины! – возразила Гелия. – Ида простят мне наши боги, но они даже больше мужчины, чем наши слюнтяи.

– Гелия!

– А что? – ответила служанка задорно.

– Ты же только что боялась их!

– А уже перестала. Видно же, что они за люди…

– И что же?

– О, это настоящие мужчины…

* * *

В двери последнего зала, даже не в двери, а в распахнутыеврата, бил яркий солнечный свет. Видно было, как по площади проносятсявсадники, слышен сухой стук неподкованных копыт. Итания невольно ускоряла шаг,сердце стучало все чаще, служанка едва не бежала следом.

До распахнутого солнечного мира оставалось рукой подать, ноиз полутьмы вышел огромный обнаженный до пояса воин и загородил дорогу.

– Принцесса, – сказал он доброжелательно, –дальше нельзя.

Она остановилась, окаменев, но собралась с силами, гордовскинула голову.

– Кто приказал?

– Наш вождь Придон, – ответил воин почтительно и стаким благоговением, будто говорил о боге.

– Вождь?

Воин слегка поклонился.

– В походе вождь или походный князь выше племенноговождя, князя или даже тцара. А Придон для нас – и вождь, и брат, и нашадуша.

Она произнесла глухо:

– Почему мне дальше нельзя?

– Он сказал… – начал воин с неловкостью,остановился, голова его чуть повернулась, он к чему-то прислушивался, широкаяулыбка осветила суровое лицо. – Он сказал…

Внизу простучали частые шаги, в проеме возникла гигантскаятемная фигура. Солнце било в его широкую спину, Итания не рассмотрела лицо, ноголос грянул знакомый до боли и щемящего ужаса:

– Он сам скажет!.. Итания, в городе все еще неспокойно.Она вскинула голову, чтобы смотреть ему в лицо, а не в обнаженную грудь, большепохожую на выкованные из светлой меди широкие латы.

– Это мой город!

Придон взял ее за плечи, глаза с тоской и нежностью впилисьв ее лицо. Твердые губы раздвинулись в примирительной усмешке.

– Твоим и останется. Но сейчас еще буянит всякая мразь.Извини, но это куявы. Ваши озверевшие слуги и скинувшие ярмо рабы. Вообще-тонадо бы их всех под нож, но… как-то не поднимается рука резать тех, кто издаливстречал нас с таким ликованием! Пойдем.

Обомлевшая служанка видела, с какой нежностью артанскийтцар-полководец обнял ее за хрупкие плечи и повел обратно. Оглянулась настража, тот подмигнул, окинул ее плотоядным взглядом. Она фыркнула негодующе,но подобралась, грудь постаралась выпятить, жалея, что вырез недостаточноглубокий, пусть у этих гадов глаза вылезут, как у раков.

На входе в покои Итании Придон вынужденно выпустил ее плечи,дверь узка, вошел следом, но Итания повернулась к нему, и он уже не решилсяпротянуть к ней руку. Она всмотрелась в его усталое лицо, что медленноналивалось краской, сказала негромко:

– Ты очень беспечен. В такое время везде развешал настенах оружие!.. Я думала, только в той комнате, что занял сам… Он пожалплечами:

– Зачем?

– Дворец полон слуг, – напомнила она, –которые вас, артан, ненавидят.

Он кротко усмехнулся. Ей показалась, что в полумраке еепокоев блеснула молния от его белых ровных зубов.

– Они трусы. Для них выжить – главное.

Она опустила взор, он прав, для куявов, ценящих жизньнамного выше, чем в Артании, покажется глупым броситься с оружием на врага икрасиво погибнуть. Ни один куяв не вступит в бой, пока не убедится, что у негоесть три запасных пути для отступления. И что за участие в бою получит деньги,землю или хотя бы корову.

– Тогда берегись, – сказала она тихо, – винаи нашей еды.

– Отравят?

– Могут попытаться.

Он устало засмеялся:

– Да, это по-куявски! Подмешать яду, чтобы убило черезтри дня, а за это время убежать как можно дальше… Нет, Итания, не стану ятрястись над жизнью. Я и так достиг всего, о чем мечтал: любимой женщины!

Глаза его сияли любовью и нежностью.

– Я думала, – произнесла она, – ты мечтал овоинской славе… Вот ее ты добился точно. Никто еще и никогда не брал Куябу…

– Знаю, – прервал он, – но это так мало… всравнении с тем, что я получил тебя. Ведь я сумел завоевать тебя!

Она нахмурилась, в груди защемило.

– Меня ты не завоевал, – напомнила она. – Тыменя завоевал своими песнями, но сейчас… это правда, что ты песни оставил?

Он тоже нахмурился, словно ее отражение.

– Поход – моя песня!.. Ты – моя песня. Чтомне еще надо? Я слагал песни, потому что не мог иначе… А сейчас – могу. Яуже ворвался в Куявию, поверг, сейчас я в Куябе и в этом дворце –властелин! Вот моя песня!

Итания отстранилась, чтобы не смотреть чересчур уж снизувверх. Ноздри Придона хищно раздувались, на скулах выступили красные пятна.Глаза горели яростью.

– И никто тебе не смеет перечить, – сказала онагорько.

– Никто! – прорычал он. – Своею волей япривел войско! Сколько раз эти бараны пытались вернуться! Я их заставил идтидальше, пока не узрели белые стены неприступной Куябы! И снова почти все готовыбыли отступить, мол, уже покрыли себя славой. И снова я…

Он задохнулся, глаза налились кровью, укрупнились, он смотрелна нее почти с яростью.

– И снова ты, – продолжила она горько. –Разорил мою страну, погубил половину своей армии… И все ради себя, любимого!Как ты мог? И ты еще этим горд?