Он чуть отодвинулся и сказал:

— Если я сейчас не сяду, то упаду. Колени не держат.

Я засмеялась горловым смехом:

— Тогда положи меня.

Он подошел, пошатываясь, к кровати, положил меня, встал наколени. Смеясь, он вполз ко мне и лежал рядом, колени свисали за край кровати,хотя он был достаточно высок, чтобы, лежа вот так, достать ногами пол — можетбыть, «свисали» — неточное слово. Мы лежали, тихо смеясь, не касаясь другдруга.

И повернули головы друг к другу одновременно. Глаза Ричардаискрились смехом, все лицо просто сияло. Протянув руку, я провела пальцами посмеховым складкам. Тут же веселье ушло из его глаз, сменившись чем-то болеетемным, серьезным, но не менее драгоценным. Он перевернулся набок, и при этомдвижении моя рука прошла по его лицу. Он потерся об нее, закрыв глаза,приоткрыв губы.

Я перевернулась на живот и подвинулась к нему, не снимаяруки с его лица. Он открыл глаза и стал смотреть, как я подползаю. Я встала наруки и на колени и, глядя ему в глаза, потянулась ко рту. Желание было в этихглазах, но и еще что-то, неуловимое. Интересно, и в моих глазах тоже можно былопрочесть наполовину голод, наполовину страх, желание, боязнь желать, голод ибоязнь голода?

Наши губы соприкоснулись, нежно, как бабочки, подхваченныедуновением ветра, касаясь и не касаясь, едва лаская друг друга и отодвигаясь.Он взял меня рукой за шею сзади, прижался к моим губам — твердо, уверенно.Языком и губами он раскрыл мне рот, и я открылась ему навстречу, и по очереди мылобзали друг друга. Ричард встал на колени, не отпуская мою шею, не отрывая губот моих. Он подался назад, к изголовью кровати, оставив меня на коленяхпосередине. Запустив руку под одеяло, он вытащил подушки, оперся на них, глядяна меня. Что-то почти декадентское было в его обнаженной позе.

Я глядела на него, не очень соображая, не очень видя. Потомвсе же смогла сказать:

— Что не так?

— Все так, — ответил он голосом глубже, нижеобычного. Это не было рычание его зверя, просто очень мужской голос. — Яхочу загнать в тебя своего зверя, Анита.

На долю секунды я поняла это как эвфемизм, а потом до менядошло, что он говорит в буквальном смысле.

— Ричард, я прямо не знаю...

— Я помню, что ты не любишь неотмирной чертовщины всексе, но, Анита... — Он опустился на подушки странным плавным движением,напомнившим мне, что он не человек. — Я ощутил твоего зверя. Он проходилсквозь меня.

Даже то, что я услышала эти слова произнесенными, несколькосбило мой жар. Я села на кровать, сложила руки на коленях.

— Ричард, у меня не было времени об этом подумать. Незнаю пока, как я сама к этому отношусь.

— Здесь не все плохо, Анита. Кое-что просто чудесно.

И это говорит человек, который ненавидит своего зверя, сколькоя его знаю. Но этого я вслух не сказала, только смотрела на него. Он улыбнулся:

— Я знаю, как это странно звучит в моих устах.

Я вгляделась пристальней.

Он засмеялся, опустился на подушках ниже, растянулся передомной. Одна нога у него была согнута, так что он не касался меня, но былдостаточно близко, чтобы я его коснулась. Он лежал бесстыдно голый, что я ужевидала, но не только это — ему было совершенно уютно, что для Ричарда нехарактерно. Я это видела в лупанарии — что он принял своего зверя. Но нет, нетолько — он принял самого себя.

— Чего ты хочешь от меня, Ричард?

Это был намек на серьезный разговор. Он мог сказать, чтобы яне была такой кровожадной, попросить еще много чего невозможного. Он так непоступил.

— Я хочу вот этого, — сказал он, и я ощутилапокалывание от прилива его силы, и она пролетела, как теплый призрак. Явздрогнула.

— Не знаю, Ричард. Не знаю, нравится ли мне этопредложение.

Прозвучало бы убедительней, не дрожи так мой голос.

Я ожидала, что он что-нибудь опросит или скажет, но опятьошиблась. Его сила коснулась меня как предвестье грозы за миг до того, какударила в меня. Секунда страха, секундная мысль, что сейчас его зверь и мойразорвут меня на клочки, но тут его сила прогладила меня насквозь как бархатнаяперчатка. Мой зверь поднялся из огромной, теплой, влажной глубины навстречуэтой горящей энергии. Ричард протолкнул своего зверя сквозь меня, я ощутила егоневозможную огромность, такое глубокое прикосновение меха, что я вскрикнула.Зверь ползал во мне и гладил изнутри такое, до чего никогда не дотянулись быруки. Моя сила казалась не такой уверенной, не такой мощной. Но и она окружилатвердый, мускулистый мех как бархатный туман, пронизывая его силу, мое тело. Инаконец она стала ощущаться как нечто, растущее из меня, ни разу ранее неиспытанное, разбухающее. Она была больше моего тела, как чаша, наполненная скраями горячим и обжигающим, но в нее все лилось и лилось, а я держала ее,держала, держала, и наконец она прорвалась, заливая меня снаружи и внутри,уходя из меня в реве силы, от которой мир стал золотистым и медленным, вздымаямое тело на колени, выгибая мне спину, заставляя когтить руками воздух впопытке поймать неуловимое, и тело мое таяло и стекало на кровать, чтобы вновьотлиться в форму. Долю секунды мне казалось, что Ричард вызвал во мне переменуи я действительно сбросила кожу, но нет. Я будто плыла и едва лишь ощущала своетело. Лежа на спине, подогнув ноги, я лежала расслабленно, будто под наркозом.

Кровать подо мной шевельнулась, и через миг я увидела надсобой Ричарда. Он стоял на четвереньках, нависая, и я не могла навести глаза нарезкость. Он взял меня ладонями за лицо, посмотрел в глаза:

— Анита, как ты?

Я рассмеялась, лениво, медленно.

— Помоги мне вытащить из-под себя ноги, и тогда будетхорошо.

Он помог, и даже тогда мне хотелось только лежать и нешевелиться.

— Что ты со мной сделал?

Он лег рядом, опираясь на локоть.

— Я тебе помог кончить, лаская тебя зверями. Язаморгала, облизала губы и попыталась придумать разумный вопрос. Ничего изэтого не вышло, и я спросила то, что мне было интересно:

— У ликантропов всегда так?

— Нет, — ответил он, наклоняясь надо мной. —Нет, только истинная лупа или истинная Нимир-Ра может ответить моему Ульфрикутак, как ты только что.

Я слегка уперлась ему в грудь, отодвигая, чтобы лучшевидеть.

— Ты никогда раньше ни с кем такого не делал?

Тут он опустил глаза, завеса волос скрыла его лицо. Яотодвинула волосы, созерцая почти идеальный профиль.

— С кем?

Краска залила ему лицо и шею. Не могу вспомнить, чтобы онкогда-нибудь раньше краснел.

— Это была Райна?