Он кивнул:

— Да.

Я отпустила его волосы и подумала пару секунд. Потом меняпробрал смех, неостановимый. Я смеялась и не могла прекратить.

Он приподнялся, посмотрел на меня:

— Анита, что с тобой?

Смех наконец отступил. Я посмотрела в его встревоженныеглаза.

— И когда ты заставил Райну оставить тебя в покое,много лет назад, ты знал, что только она может это с тобой сделать?

Он кивнул с серьезным лицом:

— Райна указала все отрицательные стороны моего отказабыть у нее собачкой.

Я взяла его за руку и провела этой рукой по своим атласнымтрусам. Его пальцы попали на влагу, пропитавшую атлас, и дальше направлять ихбыло не надо. Он ладонью накрыл мне пах, и ткань промокла насквозь. Кончикамипальцев он пробежал по внутренней поверхности бедра, и там кожа тоже быламокрой, почти до колен.

— И как же ты сумел отказаться? — Мой голос упалдо шепота.

Палец Ричарда скользнул в ямку под бедром. Он наклонилсяпоцеловать меня, а этот палец медленно, медленно шел вверх, по влажной коже, помокрому атласу. Рот Ричарда был над моим, так близко, что неосторожный вздохмог бы сблизить нас до прикосновения. Он заговорил, обдавая меня теплотойдыхания, пока его палец ласкал края.

— Никакое наслаждение не стоило ее цены.

Две вещи случились одновременно: он поцеловал меня, а егопалец скользнул внутрь. Я вскрикнула, выгибая спину, впиваясь ногтями ему вплечо, когда его палец нашел это местечко и гладил, гладил, пока снова не довелменя до оргазма. Мир поплыл, размягчился, будто я смотрела сквозь марлю.

Кровать задвигалась, но я не могла видеть, не знала даже,интересно ли мне, что происходит. Чьи-то руки нащупали мои трусы. Япроморгалась и увидела, что Ричард стоит надо мной на коленях. Он снял с менятрусы, раздвинул ноги и встал между ними. Потом наклонился, поднимая атласнуюрубашку, обнажая груди. Он провел по ним ладонями, я изогнулась от страсти, аон руками провел по контурам моего тела вниз, сжал мне бедра и резко потянул насебя.

Когда он стал тереться об меня снаружи, я ощутила резинупрезерватива. Посмотрев ему в лицо, я спросила:

— Как ты узнал?

Он опустился ниже, лег между моих ног, все еще прижимаясь комне снаружи. Почти весь свой вес он держал на собственных руках, как вположении для отжимания.

— Неужели ты думаешь, что Жан-Клод, когда сообщил протвой ardeur,забыл бы сказать, что ты не на таблетках?

— Это хорошо, — сказала я.

— Да нет, — ответил он, — вот этохорошо.

Я ощутила движение его бедер, когда он вдвинулся в меняодним мощным движением, от которого я застонала — даже вскрикнула.

Он опустил голову, глядя мне в лицо. Я лежала под ним,тяжело дыша, но, очевидно, то, что он увидел, его не обескуражило, потому чтоон выгнул спину и медленно, медленно извлек себя из меня, дюйм за дюймом, покая не стала тихо постанывать. Он вышел так, что едва лишь меня касался изнутри.Поглядев вниз, я увидела, что он напряжен и готов. Он всегда обращался со мнойосторожно, поскольку был немалого размера, и этот первый удар был сильнее, чемон когда-либо раньше себе позволял. Он, как Мика, заполнял меня до отказа, дотой точки, где боль и наслаждение смешивались. Я увидела снова, как выгнулась унего спина, и он всадил опять. Я смотрела, смотрела, как входит в меня каждыйдюйм, пока не задергалась сама, не стала извиваться под ним, цепляясь запростыни, за одеяла.

Он снова вышел, и я остановила его, упираясь рукой в живот.

— Подожди, подожди! — Мне было трудно дышать.

— Тебе не больно. Я это вижу по лицу, по глазам, потелу.

Я кое-как перевела дыхание:

— Нет, мне не больно. Мне чудесно, но ты всегда был такосторожен, даже когда я тебя просила не быть. Что переменилось?

Он глядел на меня сверху, волосы упали вокруг лица шелковойрамой.

— Я всегда боялся тебе сделать больно. Но сейчас яощутил твоего зверя.

— Я еще не перекидывалась, Ричард, мы пока не знаемточно.

— Анита, — тихо сказал он, и я знала, что он меняупрекает. Может быть, это было действительно как с дамой, которая слишком бурнопротестует, но...

— Ричард, я все еще человек. У меня еще не былоперемены.

Он наклонился надо мной, щекоча волосами лицо, и поцеловалменя в щеку.

— Даже еще до первого полнолуния мы можем вынестинамного больше. Перемена уже началась, Анита.

Я уперлась ему руками в грудь, отодвинула, чтобы взглянуть влицо:

— Ты всегда сдерживался до сих пор?

— Да, — ответил он.

Я вгляделась пристальнее, увидела в этих глазах глубокуюгоречь и поняла, почему он так разозлился на Грегори. Он говорил, что почтижалеет, что не сделал меня настоящей лупой, а теперь видит, как я сталаНимир-Ра. Но не только в этом дело. Я глядела в эти карие глаза в раннем светеутра и знала, что он хотел одного: чтобы я была такой, каким был он, пусть ондаже ненавидел это в себе, но где-то в глубине души его жило искушение сделатьменя лупой по-настоящему. Иногда, в сеансе любви, когда он должен был быть такосторожен, он думал об этом не раз. Это было в его глазах, в лице. Он былоотвернулся, будто мог почувствовать, что я увидела, но заставил себя глядеть наменя, в глаза. Почти с вызовом.

— И насколько ты был осторожен со мной, Ричард?

Он не отвернулся, но прикрылся упавшими волосами. Япротянула руку, отвела их в сторону и заставила Ричарда глядеть на меня.

— Ричард, насколько ты был со мной осторожен?

Что-то очень похожее на душевную боль отразилось в егоглазах.

— Очень осторожен, — шепнул он.

Я взяла его лицо в ладони:

— Теперь тебе не надо больше сдерживаться.

Легкое удивление выразилось у него на лице, и он наклонилголову, и мы поцеловались, как раньше, бурно, по очереди вонзаясь друг в друга.И медленно отодвинулись, и я почувствовала, как его кончик касается моегоотверстия. Я посмотрела вниз, чтобы видеть, как его тело застыло надо мной, ион вдвинулся в меня — резче на этот раз, быстрее. Я беззвучно вскрикнула.

— Анита...

Я открыла глаза, не заметив, что закрыла их раньше. Ивгляделась в него.

— Не сдерживайся больше, Ричард, прошу тебя, несдерживайся.

Он улыбнулся, мельком поцеловал меня, и выгнулся надо мной,и на этот раз останавливаться не стал. Он вбил в меня каждый свой дюйм такрезко и быстро, как только мог. Звук плоти, входящей в плоть, стал постоянным,как удары мокрого молота. Я поняла, что не только из-за своего размера онраньше осторожничал, но и из-за своей силы. Он мог бы выжать на руках кровать,на которой мы лежали, и эта сила была у него не только в руках или в спине, нои в ногах, в бедрах, в теле, которое он вдавливал в меня снова и снова. Впервыев жизни я получала представление о его полной силе.