Я взглянул под микроскопом на некоторые срезы, изучилфотографии аборигенов Западной Африки (довольно занимательное зрелище),посмотрел краем глаза на усыплённую в клетке крысу и поспешил на воздух.

Как я уже упоминал, какой-то интерес во мне смог вызватьлишь разговор Фрэнклина с Пуаро.

— Вы знаете, Пуаро, — сказал Фрэнклин, — это вещество скореедолжно было заинтересовать вас, а не меня. Это «бобы испытания». Онипредназначены для доказательства вины или невиновности. Западно-африканскиеплемена слепо верят в это, по крайней мере, так было раньше. Они просто жевалиих, абсолютно уверенные в том, что умрут, если виновны, или же останутся жить,если невиновны.

— Итак, увы, они умирали?

— Да, но не все, так как существуют два различных вида этихбобов, но только они настолько похожи, что едва можно уловить разницу. Норазница есть. В обоих видах содержится психостигмин и генесерин и пр., но вбобах второго типа можно выделить, как мне кажется, ещё один алкалоид, действиекоторого нейтрализует эффект других. Более того, бобы второго типа принимаютпредставители племенной верхушки во время тайного ритуала. Люди, съевшие их,никогда не заболевают «джорданитисом». Этот третий алкалоид оказываетпрекрасное воздействие на мускульную систему, без всяких вредных последствий.Это ужасно интересно. К сожалению, чистый алкалоид очень неустойчив. Тем неменее, я получил определённые результаты. Но необходимо расширять исследования— там, прямо на месте. Эту работу следует довести до конца! Да, клянусь чёртом,это… Я продам свою душу…

Фрэнклин неожиданно замолчал, затем усмехнулся.

— Простите. Я слишком увлечён всем этим!

— Да, — спокойно заметил Пуаро, — это, конечно, сделало бымою работу значительно легче, если бы я мог так просто определить вину илиневиновность. Ах, если бы было какое-нибудь вещество, подобное этим бобам.

— Да, но ваши тревоги на этом не закончились бы! — сказалФрэнклин. — В конце концов, что такое вина или невиновность?

— Думаю, не может быть сомнений относительно этого, —заметил я.

— Что такое зло? — Фрэнклин обернулся ко мне. — Что такоедобро? Мнения о них складываются по-разному с каждым веком. Вы можете,возможно, испытывать чувство вины или чувство невиновности. Фактически же такихкритериев нет.

— Не понимаю, как вы это докажете.

— Мой друг, предположим, человек считает, что имеет святоеправо убить диктатора или ростовщика, или сводника, или кого-нибудь другого,кто вызывает в нём душевное негодование. С вашей точки зрения, он виновен, а наего взгляд — нет. Что толку от «бобов испытания»?

— Однако, — сказал я, — всегда должно быть чувство вины заубийство.

— Я бы хотел убить многих, — весело заметил доктор Фрэнклин.— Не думайте, что потом я не смогу спать из-за угрызений совести. Знайте, ясчитаю, что необходимо уничтожить примерно восемьдесят процентов человечества.Без них нам будет лучше.

Он встал и вышел из комнаты, весело насвистывая себе поднос.

Я хмуро глядел ему вслед. Хихиканье Пуаро вывело меня иззадумчивости.

— Вы похожи, мой друг, на человека, который вдруг наткнулсяна змеиное гнездо. Будем надеяться, что наш друг, доктор, не сделает того, чтопроповедует.

— Да, — сказал я, — а если наоборот?

2

После некоторых колебаний я решил, что должен начать сДжудит разговор об Аллертоне и посмотреть на её реакцию. Она была довольносамостоятельной девушкой, способной за себя постоять, и мне казалось, что её неможет очаровать мужчина, подобный Аллертону. Я думаю, что в действительности ясам натолкнул её на этот предмет, так как хотел быть уверенным в своих чувствах!

К несчастью, я не осуществил задуманного. Должен сказать,что начал разговор довольно неуклюже. Ничто так не задевает молодёжь, каксоветы старших. Я старался, чтобы мои слова звучали беззаботно и весело,однако, мне это не удалось.

Джудит немедленно рассвирепела.

— Что это значит? — гневно спросила она. — Родительскоепредостережение против хищника?

— Нет, нет, Джудит, конечно нет.

— Мне кажется, тебе не нравится майор Аллертон?

— Откровенно говоря, да. Думаю, тебе тоже.

— Почему?

— Ну, он не твоего круга, ведь так?

— Что ты имеешь в виду, папа?

Джудит всегда своими вопросами ставит меня в тупик. Я тщетнопытался увильнуть от ответа.

— Конечно, тебе он не нравится, — несколько презрительнозаметила она. — А мне наоборот. Я нахожу его забавным.

— О, забавным, возможно. — Я старался пропустить её словамимо ушей.

— Он очень привлекательный. Любая женщина скажет это.Мужчинам, конечно, этого не понять.

— Безусловно, — заметил я и довольно неловко добавил:

— Ты вернулась с ним вчера поздно вечером…

Мне не дали договорить. Разразилась буря.

— Брось, папа, не сходи с ума. В моём возрасте я имею праворешать всё сама. Ты не должен вмешиваться в мои дела и советовать мне, коговыбирать в друзья. Именно это беспардонное вмешательство родителей в жизньсвоих детей так раздражает. Я очень люблю тебя, но я уже взрослая женщина, и уменя своя жизнь.

Я был так задет за живое этим замечанием, что не смогответить. Джудит быстро ушла.

С печалью в сердце я понял, что наломал дров. Я стоял,погруженный в свои размышления, когда меня окликнул кокетливый голос сиделкимиссис Фрэнклин:

— О чём задумались, капитан Гастингс?

Я был очень рад ее появлению и подошёл к ней.

Сиделка Кравен была необыкновенно симпатичной умнойдевушкой. Манеры её были несколько лукавыми и оживлёнными.

Кравен только что усадила свою пациентку на солнечноеместечко, неподалеку от импровизированной лаборатории.

— Миссис Фрэнклин интересуется работой своего мужа? —спросил я.

Кравен фыркнула и презрительно покачала головой.

— Для неё это слишком умно. Она ведь глупа, вы же знаете,капитан Гастингс.

— Думаю, что нет.

— Работу доктора Фрэнклина, конечно, может оценить толькочеловек, знакомый с медициной. Блестящий ум! Бедняга, мне так жалко его!