Интересующий Стаса дом клонился на одну сторону, будтоПизанская башня. Судя по всему, никаких усилий по его спасению хозяева непредпринимали.

— Есть кто живой? — крикнул Стас, проводив глазамиобщипанную курицу, проскакавшую по двору. — Николай!

Из-за сарайчика появилась старушка в сбитом на одно ухоплатке и с таким любопытством оглядела пришельца, словно имела дочку на выданьеи приценивалась к жениху.

— Могу я повидать Николая Хитрова? — повторил Стаси добавил:

— Доброго вам здоровьечка!

— И вам доброго, — кивнула старушка. — АНиколая своего я уж пять лет как схоронила, мил человек.

Хозяйка думала, что Стас тут же развернется и уйдет, поэтомупросто махнула рукой, повернулась и направилась по тропинке к двери. Но он и несобирался уходить.

Он рысцой двинулся следом и без приглашения просочился вдом.

— Я вот тут кое-что захватил, — смущенно сказалон, достав из сумки бутылку водки. — Думал, что мы с Николаем посидим,поговорим…

Старушка преобразилась, как по волшебству. Степенность сдулос нее, словно косынку ураганом. Она с такой сноровкой накрыла на стол, что Стасглазам своим не поверил. Картошечка, соленые грибки и квашеная капустка обещализадушевную беседу. Старушка выпила свою стопочку и зажевала ее, жмурясь отудовольствия.

— А вы помните, — осторожно начал Стас, — какваш муж выступал свидетелем по делу о гибели Юрия Торопцева? Двенадцать летназад это было. Давно, конечно.

— Чего ж давно? Конечно, помню. Дурак старый. Заморочилголову занятым людям. Он в последние годы только на самогонке и жил. Она емувсе мозги просамогонила.

— Вы сами так-таки и не поверили, что он кого-то виделтой ночью вместе с Торопцевым? Какую-то женщину?

— Не какую-то женщину! Мой дурак уперся, что виделНастеньку, невесту Юрину. А она в то время в городе была, с соседями своими.Мне потом уж милиционеры объяснили.

— Я читал показания вашего мужа, — сказалСтас. — И они показались мне странными.

— Еще бы. Он же пьяный тогда был!

— Когда? Когда видел Настеньку или когда еедопрашивали?

— И тогда, и тогда пьяный был. — Старушка повелабровями и пояснила:

— Он все время пьяный был. Вообще не просыхал. Думаю,если бы его насильно протрезвили, он бы меня даже не узнал.

Она хихикнула в кулак и снова подняла на Стаса терпеливыевыцветшие глаза, ожидая следующего вопроса. И он его тут же задал.

— Знаете, что было странного в показаниях вашего мужа?Он уперся, как трактор, — видел, мол, Настю Шорохову, и все. Сколько егони спрашивали, с чего он взял, что это была именно она, Николай ваш так ничеговразумительного и не ответил.

— Да у него эти были.., люцинации, что ли. Привиделосьему что-то желтое, вот он и заартачился.

— Желтое? — насторожился Стас. — Вы вообще очем говорите? В деле нет никаких упоминаний про что-то желтое.

— Какое там дело?! — пренебрежительно махнуларукой хозяйка. — С пьяного Николая показания писали.

Это разве дело?

— Не могли дождаться, пока протрезвеет?

— Да кабы он протрезвел, то все бы сразу из башки еговылетело. Я им так и сказала. Пишите, говорю, что надо, пока он тепленький, новеры его словам — никакой. Они по соседям походили, поспрашивали про него,алкоголика, записали всю его околесицу, с тем и прочь подались.

— А желтое? — напомнил Стас. — Вы сказали,что ему привиделось что-то желтое.

— Ну да. Потому он и решил, что видел именно Настеньку!Она ко мне за молоком приходила почитай каждый день. Корова у меня была в тотгод, я молоком и торговала.

— Так-так, — подбодрил ее Стас. — Она что,приходила в желтом платье?

— Не в платье, а в шляпе. Шляпа у ней была такаяприметная, круглая, ярко-желтая, как лимон. Она всегда ее брала, когда замолоком шла. Идти-то все по открытому месту, вот она и приладилась шляпунадевать.

Старуха снова посмотрела на бутылку, и Стас поторопилсянаполнить опустевшую рюмочку.

— И, увидев кого-то в желтом в ту ночь, Николай ваш попьянке решил, что это Настенька?

— Да пригрезилось ему все! Я же говорю: люцинации унего были после самогонки. Самогонку жрал, вы бы видали как! Всю голову мнепродолбил: была там, говорит, твоя Настенька в своей желтой шляпе. Вот хотьтресни — она, и все тут.

Мозг Стаса лихорадочно заработал, пытаясь пристроить новыефакты к делу Торопцева. Конечно, это была не Настя. У нее железное алиби на туночь. Но кто? Кто-то в желтой шляпе, в такой же, как у Насти. Или в той жесамой.

Это был крохотный кончик нити, утерянной двенадцать летназад на просторах деревни Голубятово. Стас отчаянно надеялся, что ему удастсяухватиться за этот кончик, благодаря чему клубочек начнет разматываться.

— Я развиваю индивидуальные силы личности, а невытаскиваю женщин из неприятностей.

Фокин смотрел на свою посетительницу строго и неприязненно,словно адвокат на лживого свидетеля. Она вела себя, как дура. Наверное,кто-нибудь посоветовал ей обратиться к психологу, она нашла объявление в газетеи явилась, рассчитывая на то, что он выпишет ей лекарство от глупости.

— Я не против, если вы разовьете силы моейличности, — Вероника Матвеевна была согласна на все. Она проявилаинициативу и мечтала добиться хоть какого-нибудь результата. — В последнеевремя я чувствую, что мое "я" ослабело, словно неполитый куст.

Фокин помолчал, подумал, потом сказал, намеренно еепровоцируя:

— Я вам не подхожу. Вам нужен специалист по коррекциижизненного курса. Кто-нибудь из последователей Тойча. Это они занимаютсянеразрешимыми на первый взгляд жизненными проблемами и повторяющимисяситуациями.

— Ну… — неуверенно проговорила Вероника Матвеевна, —возможно, если развить мои индивидуальные силы по вашему методу, проблемыкак-нибудь решатся? Что, если дело как раз в слабости моего характера?

Она с опаской поглядела на него. Вдруг он с помощьюкаких-нибудь методик уже проник в ее мозги и обо всем догадался? Глаза у Фокинабыли черные и тяжелые, как нефтяные озера.

— Ладно, — неожиданно сдался он и сложил пальцышалашиком. — Я готов вас выслушать. Можем начать прямо сейчас.Усаживайтесь поудобнее и рассказывайте Вероника Матвеевна поймала его испытующийвзгляд и почувствовала себя голой. Вместо того чтобы устроиться поудобнее, онасползла на самый краешек кресла и едва не свалилась на пол.

— Была у меня бабушка, — завела она тономпрофессиональной сказочницы. — И, умирая, сказала она мне: «Вероника Тывсегда будешь неудачницей!»