Из ресторана стали выходить гости, шумная толпа рассыпаласьпо фойе, у Валерия Ивановича запищала рация.

— Простите, мне нужно идти, — сказал он и быстро зашагалпрочь, исчез в толпе.

Соня отвлеклась всего на секунду. Когда она опять взглянулана Ника, увидела, что он сидит все так же, но голова поднята, взгляд устремленвверх, на Хота, который стоит над ним неподвижно и смотрит ему в глаза. Сквозьгул толпы, голоса, смех, звонки мобильных Соня вдруг различила странный звук,шипение, как будто вода капает на раскаленную сковородку. Звук этот издавалХот, непонятно, каким образом, губы его были плотно сжаты.

— Что вы делаете? Прекратите!

Хот никак не отреагировал, не шевельнулся, только шипениеслегка усилилось.

— Ник! — громко позвала Соня, протянула руку, тронула плечонесчастного красавца.

Она лишь слегка прикоснулась, но он вдруг стал заваливатьсянабок, как тряпичная кукла, перевесился через подлокотник кресла. Хот приподнялего за плечи, усадил ровно.

— Что вы с ним сделали? — Соня вскочила, схватила запястьеНика, пытаясь найти пульс.

Не нашла. Кожа была влажной и холодной.

— Оставьте его, Софи, не суетитесь.

Соня почувствовала, как струйка ледяного пота пробежаламежду лопатками. Пальцы Хота сжали ее левый локоть, и показалось, что ледяныекрепкие когти сжимают ей сердце. Тело Ника сидело в кресле. Люди сновали мимо,туда, сюда, очень много людей, но они вдруг стали таять, потеряли плотность иясные очертания, превратились в призраков, вроде тех дымчатых фигур, которыеносились по ресторанному залу перед началом трапезы.

Кричать, звать на помощь не имело смысла, призраки непомогут.

Берлин, 1922

Голоса долетали, как сквозь вату, Федор понимал, что говорятпо русски, несколько раз прозвучало его имя, но о чем шла речь, сколько человекучаствовало в разговоре, он определить не мог.

Голова почти не болела, однако продолжался странный гул вушах. Губы и ноздри горели. Кляп, смоченный нашатырем, обжег кожу. Впрочем,никакого кляпа уже не было. И руки развязали. Только на глазах осталасьповязка.

Прежде чем шевельнуться, Федор прислушался, принюхался.Следовало решить, стоит ли выдавать себя? Или будет разумнее притвориться, чтоон все еще без сознания?

Разговор закончился пару минут назад. Прозвучали тяжелыемужские шаги по чему-то мягкому, вероятно, пол в помещении был покрыт толстымковром. Хлопнула дверь.

Он уже определил, что лежит на диване. Где-то справаприоткрыто окно, оттуда веет свежим ветром. Куртку и ботинки с него сняли, нобрюки и джемпер не тронули. Значит, письмо должно быть на месте, в нагрудномкармане сорочки под джемпером.

Федор смутно помнил, как его затащили в машину. Помнил, каквынесли из машины, уложили, ощупали, вывернули карманы брюк.

«Кажется, письмо на месте, а все-таки не худо проверить», —подумал он, и тут низкий мужской голос произнес по русски:

— Ну, ну, Дисипль, хватит притворяться. Вы уже очнулись,можете снять повязку.

Федор резко сел, сорвал повязку, увидел небольшой, уютный,дорого обставленный кабинет. Письменный стол. Напротив дивана кресло. В креслепожилой мужчина, длинный, худой, но с большим животом, совершенно лысый, вдобротном сером костюме. Верхний свет не горел, только лампа на столе, потомуне сразу удалось разглядеть лицо, казавшееся слишком темным для европейца.

Не удержавшись, Федор быстро провел ладонью по груди. Он такнадеялся почувствовать под джемпером сложенный вчетверо листок почтовой бумаги,но тут же понял, что письма все-таки нет.

— Письмо у меня, — утешил его незнакомец, — вот оно.

Глаза привыкли к полумраку. Теперь он видел, что незнакомецрябой, черты грубые, тяжелый взгляд исподлобья. В правой руке, между толстымикороткими пальцами, подрагивает бесценный листочек.

— Вы должны быть благодарны мне, Дисипль, — изрек он иобнажил в улыбке мелкие желтоватые зубы, выпуклые бледные десны, — товарищРадек известный шутник, но его головорезы шутить не любят. Если бы я невмешался, вас бы допросили с пристрастием, а потом… Ладно, не будем о грустном,к тому же времени у нас в обрез. Вы должны успеть на поезд.

Маленькие, глубоко посаженные глаза смотрели прямо наФедора. Цвет глаз какой-то неопределенный, студенистый.

Изрытое оспой лицо, улыбка, обнажающая бледные десны,студенистые глаза, все это слилось наконец в единый, смутно знакомый образ.Почему-то зазнобило. Показалось, что в комнате полярный холод.

— Вот и хорошо, что вы сами догадались, — господин Хотодобрительно кивнул, — не люблю представляться, знакомиться. Тем более с теми,с кем и так уж знаком.

— Я вас не знаю. Впервые вижу.

Федор удивился, насколько трудно ему было говорить. Зубыстучали от холода, он едва не прикусил язык.

— Не лукавьте, Дисипль. Видите впервые, но слышали обо мнемного. Я давно уж наблюдаю за вами, мне хочется понять, чем вы так симпатичныКрылатому змею? И вот представился замечательный случай. Возьмите письмо, оноваше.

Федор не мог поверить, не сразу решился протянуть руку.Пожелтевший листок плясал перед его лицом. Толстые пальцы легко разжались.Федор отвернулся, задрал джемпер, быстро спрятал письмо назад, в кармансорочки, и даже пуговки клапана застегнул.

— Так распорядилась судьба, — произнес Хот и вальяжнооткинулся на спинку кресла. — Я уважаю прихоти этой особы и подарков ее ни укого не отнимаю. Письмо принадлежит вам, вы можете делать с ним что угодно.

— То есть я могу отдать его Ленину? — ошалело прошепталФедор.

— Конечно, можете. Но с одним условием. Видите ли, ТатьянаМихайловна арестована.

— Что? — Федор вскочил с дивана, шагнул к Хоту, едва невцепился в лацканы его пиджака. — Что вы сказали?

— Ну, зачем так нервничать? — Хот сделал быстрый жест рукой,и незримая, но мощная ледяная волна отбросила Федора назад, к дивану.

— Это невозможно! — крикнул Федор, поперхнулся криком,закашлялся так, что из глаз брызнули слезы.

— Дисипль, вы мне не нравитесь, — жестко сказал Хот, — вамсейчас нужна ясная голова, да и времени почти не осталось. Извольте выслушать,спокойно и внимательно. Все в ваших руках. Вручите письмо Ленио. Это будетблагородный поступок, настоящий подвиг. Вы спасете отечество от грядущейкровавой тирании. Но потеряете вашу Таню, а следом за ней всех, кто вам дорог.Есть и другой вариант. В Москве вы встретитесь с моим доверенным лицом. Онследователь, ведет дело гражданки Даниловой Татьяны Михайловны. Фамилия егоМухин. Отдадите ему письмо, взамен получаете Таню.