— Я вам не верю, — Федор сжал виски и помотал головой, — вамнужна кровавая тирания, вы долго искали того, кто способен осуществить ее. Вывряд ли станете так рисковать.

Хот засмеялся. Смех у него был противный, тонкий. Массивноебрюхо под пиджаком колыхалось.

— Дисипль, я обожаю рисковать. К тому же Кобе не помешаетеще одно испытание. Мне любопытно, как он решит эту задачку. А вдруг справится?— Хот подмигнул. — Впрочем, это никоим образом не умалит ваш подвиг. Слушайте,может, вы наденете ботинки? Светает, вы опоздаете на поезд.

Федор обулся, вместе с Хотом вышел в полутемную прихожую. Навешалке висела его куртка, рядом легкое серое пальто Хота. Молча оделись. Ни вквартире, ни на лестничной площадке не было ни души. Хот достал из кармана ключи запер дверь. Пешком со второго этажа спустились вниз. Мраморную лестницупокрывал ковер. Внизу, у лифта, дремал на стуле толстый седовласый швейцар. Неразбудив его, выскользнули на улицу.

Оказалось, что дом, в который притащили Федора, всего водном квартале от пансиона.

— Вы любите рисковать, но блефовать тоже, — решилсяпроизнести Федор, — где гарантия, что Таню потом опять не арестуют?

— Гарантия? — Хот усмехнулся. — Только мое слово. Ну,Дисипль, рассудите здраво, я ведь мог бы и не отдавать вам письмо. Но я отдал.И если вы все-таки решите не вручать его Ленио, сможете отправить вашу Таню заграницу вместе с сыном и братом.

— Легально?

— Э, нет, это скучно. Пусть будет приключение. Обожаюприключения.

— Михаилу Владимировичу придется остаться? — чуть слышно прошепталФедор.

— Мг-м. И вам тоже.

— Почему?

Хот резко остановился, развернулся, взглянул на Федора ипроизнес с издевательским пафосом:

— Такие люди нужны России!

Потом опять засмеялся, мерзко, тоненько захихикал и добавил,сквозь смех подрагивая, всхлипывая:

— Вы сильно разозлили Радека. Я мог бы отдать вас егоголоворезам на растерзание, как отдал недавно милую парочку, фрау Розу и герраКарла.

— Розу Люксембург и Карла Либкнехта? — решился уточнитьФедор.

Хот кивнул и скорчил трагическую гримасу.

— Бедняжки, они так ничего и не поняли. — Он выпятил нижнююгубу и продолжил хныкающим голосом: — А вы, Дисипль, не удосужилисьпоблагодарить меня за то, что я спас вам жизнь. Это обидно и по меньшей мереневежливо.

Федор открыл рот, чтобы произнести «благодарю», но почему-тоне смог, слово застряло в горле. Они уже подошли к двери пансиона. Ключ лежал вкармане куртки.

— Вы не дали меня убить потому, что это вам нужно, — сказалФедор, — вы вряд ли делаете что-либо бескорыстно, из добрых побуждений, и я вамвсе равно не верю. Таню арестовать могли, доносов на нее много, но один звонокИльичу, и ее выпустят.

— Да? Вы так думаете? Ну что ж, не смею настаивать. Это вашвыбор, Дисипль. Вам решать.

Федор сунул ключ в скважину. Хот приподнял шляпу, поклонилсяи пошел прочь, слегка приплясывая, лихо щелкая каблуками.

— Подождите! — окликнул его Федор.

Хот остановился, оглянулся, еще раз поклонился:

— Дисипль, я весь внимание!

— Письмо могут отнять по дороге.

— Ни в коем случае, все под контролем. Письмо, а такжеинструкция, с именами и адресами, которую вручил вам доверчивый и благородныйгенерал Данилов и которую вы спрятали под подкладку чемодана, останутся привас. Кстати, не желаете ли избавиться от соперника? Как раз подходящий случай.Получится легко, элегантно. Никто никогда не узнает, его свои прикончат запредательство, и вы совершенно ни при чем.

У Федора стало холодно в животе, будто в желудок, как врезиновую грелку, насыпали колотого льда. Хот тихо, тонко захихикал, поднялпалец:

— Подумайте, Дисипль. Хороша идея, а? Дарю! Что-нибудь ещехотите спросить?

— Да, хочу! Если, допустим, я отдам письмо этому вашемуМухину, но расскажу Ленину содержание письма и все, что мне теперь известно,тогда как?

Хот нахмурился, помотал головой, приложил палец к губам, ипослышался странный звук, тихое шипение, словно где-то капала вода нараскаленный металл. У Федора побежали мурашки по спине, он не мог произнести нислова. Шипение кончилось так же внезапно, как началось. Хот подпрыгнул, хлопнулв воздухе ногами, послал воздушный поцелуй и пропел:

— До свидания, Дисипль! До скорой встречи! Потом отбилнесколько тактов степа, закружился посреди влажной мостовой, раскинув руки, итак, кружась, подскакивая, подкидывая шляпу, весело напевая, исчез заповоротом.

Федор оставил ключ в скважине, бросился следом, домчался доперекрестка, огляделся. Улицы были пусты и безлюдны.

Вуду-Шамбальск, 2007

Дима открыл глаза и ничего не увидел. Какая-то холоднаярыхлая масса облепила ему лицо, было темно, в ушах гудело, ныл затылок и жуткотошнило. Он попытался шевельнуться, поднять руку, стряхнуть с лица этохолодное, влажное, но рука не слушалась, стала как чужая.

— Эй, ты вообще живой? Ну, очнись наконец, не пугай меня.

Голос показался знакомым. Дима медленно подвигал пальцами,глубоко вдохнул, выдохнул. По лицу заскользила мягкая ткань. Он догадался, чтоэто обычное махровое полотенце. Сквозь мутную пелену он увидел Фазиля, нокак-то странно, вниз головой.

— Я снегом тебя умыл, — объяснил Фазиль, — ты извини, я тебяне стал бы будить, но видишь, какая история, шину прокололо, надо запаскуставить, я один не справлюсь.

Диме удалось пошевелить пальцами, но главное, он определилместоположение своего тела в пространстве и во времени. Он лежал на заднемсиденье машины. Была глубокая ночь. Мела метель. Машина стояла посреди степи.Фазиль находился снаружи и придерживал дверь, которая тряслась от ветра. Салонзаметало снегом.

— Где Соня? — пробормотал Дима, едва ворочая языком.

Кое как он умудрился сесть. От движения боль в затылке итошнота усилились. Фазиль закрыл дверь, влез на переднее сиденье, досталтермос, протянул Диме стакан горячего кофе:

— Пей, только смотри не ошпарься.

Дима с трудом донес металлический стаканчик до рта, сделалнесколько глотков, и тут же пришлось опять открыть дверь, выскочить наружу.Началась неудержимая рвота.

— Чего ж ты так наклюкался? — сочувственно спросил Фазиль.