Он кивнул, все еще отвернувшись.

На миг я ощутила удовлетворение – он получил по заслугам. Новслед за этим мелочным злорадством пришло сожаление, как горький пепел.

– Боже мой, – шепнула я.

Он обернулся. Битву со своими слезами он проиграл, и онибежали по лицу светлыми розоватыми струйками.

– Из всех сил линии Белль, что применялись ко мне,Огги, твоя самая мерзкая.

– Почему ты так говоришь? – спросил он. –Ardeur может поработить. Реквием может изнасиловать мыслью.

– Да, сила Реквиема – это мощнейший наркотикизнасилования на свидании, но он ее так не использует.

– Однажды было, – сказал Огги.

Я переварила фразу, проверила, не лжет ли он, но не думала,что это ложь. И я пожала плечами:

– Что бы ни делал он, когда был молодым вампиром,сейчас он уже не тот. И ardeur – это всего лишь вожделение, как и силаРеквиема. Они не похищают чувств, как твоя сила.

– И ты считаешь, это преступление серьезнее?

– Да, – кивнула я.

Он отвернулся и сделал шаг, я поймала его за руку. От этогоприкосновения он застыл, будто обратился в камень. Эту реакцию я знала – такреагируешь на легчайшее прикосновение того, кто для тебя важнее почти всегоостального мира, и для этого кого-то оно ничего не значит. Так я чувствую себято и дело с Ричардом. Как будто вся моя жизнь – в руке, которая его касается, аему все равно. Еще одна причина, по которой я рвалась от него освободиться.Слишком трудно так сильно любить и так сильно ненавидеть одновременно.

Я потянула Огги за руку, и он повернулся. Он несопротивлялся, хотя вполне мог бы, и успешно. Я сейчас сильнее обычногочеловека, но у Огги бицепс толще моей ляжки. В честной драке я бы ему уступила,но собственная сила Огги позаботилась, чтобы он никогда со мной не подрался.

Я посмотрела в эти глаза, которые пытались глядеть созлостью, а не с болью.

– Какая страшная сила у тебя Огги, – сказала ятихо, – предлагать истинную любовь и иметь возможность ее дать. За такойдар люди наверняка готовы отдать что угодно, все на свете.

Он кивнул:

– Если бы меня не поймал ardeur, я мог бы заставитьтебя любить меня, не так собой рискуя. Я о своей силе знаю все, Анита. Я могузаставить любого полюбить меня, полюбить истинно, и не отвечать взаимностью.

Я отпустила его руку:

– Такое бывало?

– Ты права, Анита, я владею страшной силой. Сперва этопросто была способность нравиться людям, потом – вызывать в них любовь, но ясперва не понимал, что это оружие обоюдоострое. Я мог поразить свою жертву неглубже, чем сам бывал поражен.

– И это переменилось, – сказала я.

Он кивнул. Следы слез на лице у него высыхали. Он не пыталсяих стереть.

– Я научился управлять этой силой. Научился ловитьдругих, не попадаясь сам, как Жан-Клод научился обращаться с ardeur'ом. Незнаю, научился ли Реквием вызывать вожделение только на одной стороне своегоуравнения.

– Нет.

Реквием вышел на свет, медленно, осторожно. Он был одет всвой обычный черный плащ, и ран не было видно, но двигался он так, будто онивсе еще болели. Кто-то замазал ему самые заметные синяки гримом, замазал умело.Чтобы заметить изменения цвета, надо было смотреть пристально, и даже тогда, незнай я, что лицо в синяках, я бы их не увидела.

Огги посмотрел на него и снова на меня.

– Почти все мы в конце концов овладеваем этим умением.

– Значит, если бы наша сила не зацепила тебя, ты быхотел заставить меня любить тебя, любить по-настоящему, и не любить меня?

– Я так четко не формулировал, но я бы своей волей нестал тебя любить. Нет.

– Тогда ты действительно сукин сын.

Он кивнул:

– В Чикаго нет мафии, кроме старой итальянской школы. Ясумел не впустить русских, украинцев, китайцев, корейцев и японцев. Никто,никто никогда не отнимет у меня власти. Твердыни почти любой мафии разрушились,а я держу свою территорию против всех. Для этого приходится быть сукиным сыном,Анита. Хладнокровным и готовым убивать.

– Ты отлично это скрываешь, – сказала я. –Смех просто великолепный.

– Помогает притворяться человеком. Так другие боссыменьше боятся.

– Глава Вегаса – тоже мафиози старой школы.

Огги покачал головой:

– В мафии он перестал быть силой, когда сделалсявампиром. Какое-то время нужно, чтобы после этого восстановиться, и когда Максимилианстал достаточно силен, чтобы отобрать назад часть своего, времена переменились,а он остался прежним. Он силен, он правит Вегасом, но он уже не босс.

Мы стояли, глядя друг на друга. Сзади ко мне подошелЖан-Клод, коснулся моего плеча, и когда я не отстранилась, он меня обнял сзади.Выражение лица Огги, когда он увидел нас вместе, было страдальческое ипочему-то мне это было приятно. Если бы вышло, как он хотел, я бы сейчас стоялаоколдованная, а он – хладнокровный и спокойный. Злобный гад, подумала я, но всеравно с этой мыслью не могла освоиться.

– Ночь уходит. Скоро надо будет переодеваться кбалету, – сказал Жан-Клод.

– Да-да, – кивнул Огги.

– И нужно решить, не слишком ли опасна ma petite, чтобыее выпускать к мастерам городов.

Огги снова кивнул:

– Я помогу тебе это понять, если сумею. Я у тебя вдолгу за нарушение гостеприимства. А у Аниты – за то, что пытался с нейсделать. – Он отвернулся от нас обоих, глядя в пространство. – Давноне бывало такого, чтобы я ощутил всю тяжесть собственной силы. И я забыл, какэто адски больно.

– Прошу прощения…

За нами стоял Ноэль.

Мы оба обернулись и посмотрели на него. Не знаю, что онувидел у нас на лицах, но попятился он быстро, от нас подальше, чтобы недотянулись.

– Можно мне подойти?

– Нет, – сказал Огги.

– Да, – ответила я.

Мы посмотрели друг на друга.

Ноэль рухнул на четвереньки. Не поклонился, а рухнул, прямогде стоял.

– Я не знаю, что мне делать, я не могу угодить обоимсразу.

– Какая тебя муха укусила, Огги? – спросила я.

– Он задал вопрос, я дал ответ, – сказал он.

– Ладно, ты ответил за себя, а не за меня.

Я шагнула прочь от Огги, к Ноэлю. Огги схватил меня за рукувыше локтя.

Я напряглась, но вырываться не стала – соревнование в грубойсиле было бы не в мою пользу. Я посмотрела на него, на его руку у меня на руке,снова на него.