Он еще раз посмотрел на Олега, вершина креста быланаправлена в его сторону. Пальцы Томаса чуть вздрагивали, он закусил губу докрови, по подбородку поползла тоненькая струйка крови. Внезапно крест в егопальцах щелкнул, блеснуло как серебристая рыбка, во мгновение ока просвистелочерез комнату.

Веревка оборвалась с легким треском. Олег рухнул, его ногиметнулись в стороны. Оба стража, как подкошенная острой косой трава, рухнули,звонко хряснувшись затылками. Олег перекатился через голову, взвился в воздух.Уриил, что занес меч над Томасом, как ужаленный обернулся. Толстая нога каликиударила его в лицо с такой силой, будто обрушилась гора.

Томас подхватил меч, взмахнул, и руки калики разбросало встороны. Он стряхнул обрывки веревки:

— Рискованно!

— А ты как мне в прошлый раз? — огрызнулсяТомас. — Я чуть заикой не стал!

Он бросился к Ярославе, а Олег вытащил из-за пояса Уриилаострый нож, хладнокровно ухватил серафима за бороду. Обнажилось белое горло.

— Теперь и пауки не помогут, верно?

Уриил с трудом разлепил один глаз на обезображенном лице:

— Дурак... Я становлюсь Владыкой Мира... Я дам тебевсе...

— Дашь? Язычники берут сами.

Он полоснул по горлу, брезгливо держа нож на вытянутой руке.Кровь брызнула широким веером, залила белоснежные плиты кричаще пурпурнымиструями. На той стороне Ярослава торопливо освобождала ноги. Они с Томасом тобросались друг другу в объятия, то начинали наперебой рассказывать, какстрадали один без другого.

Олег прошел мимо стражей, один начал подниматься, и онударил носком окованного железом сапога в голову. Глухо хрустнуло. Второй былбез сознания или притворялся таким, но Олег без злобы ударил и его в висок,убедился по вспышке света, что рассчитался окончательно, подобрал свой посох.

Томас все еще обнимал Ярославу, Олег с брезгливым удивлениемподнял с пола крест Томаса:

— На. Теперь я вижу, что в кресте в самом деле что-тоесть.

Томас вытащил из веревки застрявшее лезвие, не длиннеепальца, но острое, как бритва, снова бережно упрятал в основание креста, струдом свел половинки, от усилий мышцы вздулись даже на шее, снова приведяскобу в боевое положение.

— Я ж говорил! — выдохнул он с упреком. — Аты не верил в собственный народ!

— Я думал, умельцы остались только в Киеве, —ответил Олег недоверчиво, — но чтоб в глухой деревне... полупьяныйдеревенский кузнец... кривой да еще левша... Правда, грубовато. Вон следымолота.

— На внешность смотрят только у женщины, — сказалТомас победно. Он обнял Ярославу. — А у любой вещи надо зреть душу! Ты самлевша, если на то пошло. Потому и везет в драках, что ждут удара справа. Аумения ни на дюйм... Можешь идти?

Он старался говорить сильным мужественным голосом, рядомвсе-таки испуганная женщина, но чувствовал как его трясет, словно чертгрешника. Почему никто не сказал, что, между небом и адом нет четкой границы,как нет между днем и ночью! Есть сумерки, есть рассвет, в аду отыскался Иаред,даже Везельвул помог... кто бы подумал!.. Зато здесь врагов как собак напопелище. Вот тебе и небо.

Калика напряг и распустил мышцы.

— Идти? Да мы пронесемся как стая волков с крыльями!Как стадо бешеных туров по льду!.. От этого хехалота камня на камне...

Томас спросил внезапно:

— Но как ты догадался, что нам являли только призракЯрославы?

— Потому что ее облик принимал мужик, — сказалОлег с отвращением. — Это же надо! Дурак. Ты ж сам видел, как одевалась«Ярослава». Видел? Ну-ну. Ничего не заметил подозрительного?

Томас подумал, вспоминая, помотал головой:

— Нет.

— Гм... Ну, ничего, свою женщину и не надо знатьслишком... хорошо. Просто знай, что ни одна в мире не одевает свитер илирубашку как мужчина. Ты ж видел, та фигура сперва сунула руки в рукава, а потомбыстренько просунула голову в разрез рубахи. Это чисто по-мужски! Чтоб сразунырнуть и тут же вынырнуть, пока никто не успел подкрасться, ухватить... Аженщина когда одевается, то сперва засунет голову, а потом в таком виде, какстраус с головой в песке, долго барахтается, просовывает руки в рукава, ничерта не видя вокруг.

Томас смотрел изумленно:

— А что такое страус?.. Прости, я хотел спросить, тыправ... теперь и мне это понятно. Но ты лишь по одному признаку...

Калика удивился:

— По одному? Да их тысячи! К примеру, когда вдевалнитку в иголку. Мужчины иголку держат неподвижно, а суют в нее нитку, а женщиныкак раз нитку держат неподвижно, а надевают на нее ушко иглы. Ну, а когда сталоясно, что он не женщина вовсе, то стоило взглянуть на тень еще разок, чтобы язнал его рост, вес, возраст, болезни, цвет глаз, имя, дурные привычки, размеробуви, длину ногтей, размер печени... Ну, идем?

Вместо Томаса ответила Ярослава. Голос ее был чистым исильным:

— Летим! Ты прав, святой волхв. Хоть меня здесь неистязали, но разлучили!

Меч Уриила не исчез, лежал на выжженном пятне, оставшемсяпосле хозяина, и Ярослава подняла его с легкостью. Высокая, сильная и полнаяязыческой силы, она показалась Томасу чем-то похожей на ту всадницу, что таквовремя помогла добить дракона.

— Вперед!

В помещении полыхнуло чистым радостным светом. Дальняя стенаисчезла, а на том месте вспыхнул бело-оранжевый огонь. Он не слепил, но Томасощутил, что ярче нет ничего на свете. Прогремел неспешный величавый рокот,Томас потрясенно различил в нем слова. Хотя мог поклясться, что он самвычленяет слова из грохота, легкого дрожания пола и стен, бликов огня:

— Не стоит... Вы уже разнесли все, что нужно.

Томас мгновенно закрыл Яру широкой спиной, Зу-л-Факаругрожающе нацелился острием в сторону огня. Калика перехватил посох по-боевому.Ярослава с мечом Уриила встала рядом с Томасом.

— Кто ты есть? — потребовал Томас дерзко. — Яне вижу твоего герба, не вижу девиза, посему разговаривать буду как спростолюдином!

Огонь вспыхнул чуть ярче, но даже подозрительный Олег неуловил угрозы. Голос ниоткуда, огромный и мощный, наполнил все здание хехалота:

— У меня много имен... Но ты можешь, доблестный сэрТомас Мальтон из Гисленда, называть меня просто Творцом.

На Томаса словно гора обрушилась, ударилась о шлем ижелезные плечи, но устоял, и гора рассыпалась на мелкие камешки. Дрогнувшимголосом переспросил:

— Всевышний?

Олег затравленно зыркал по сторонам. Хотелось и бежать, идраться, но могучий голос приковывал внимание, заставлял вслушиваться: