— Томас... и вы, его друзья... мы не враги. Опустимеч... или держи, если тебе так удобнее. Я хочу объяснить...

На разгоряченного Томаса сзади пахнуло ароматом роз. Онмгновенно обернулся с мечом в руке, увидел, как захлопнулась дверь. Яру трясло,она суетливо дергала за рукав:

— Томас... Олег убежал!

В голове Томаса перемешалось, перед ним Творец, но Ярудержали здесь против ее воли, и при одной этой мысли как могучий прибой билагорячая кровь, сердце стучало яростно, он начинал дышать чаще, а мышцы дрожалиот жажды прыгнуть на врага и бить, крушить, сечь, ломать, но голос, которыйзвучал в зале, как и в голове Томаса, произнес настойчиво:

— Томас, это я, твой Верховный Сюзерен...

Томас преклонил колено, сердце стучало бешено, он с трудомсумел совладать с дрогнувшим голосом, что пытался сорваться на мышиный писк:

— Приветствую тебя, Господь. Прими все мое почтение...и передай поклон Пречистой Деве. Я служил тебе верно и преданно, Господь. Хочуслужить, как и служил, но мне надо выяснить... что стряслось. И верно ли япоступал.

Он не добавил, что должен определить, чувствовать ли себясвязанным клятвой вассала, или же волен порвать, как волен порвать всякийчестный рыцарь, если сюзерен сам нарушил соглашение. В этом случае вассал воленискать другого, более справедливого. Томас чувствовал, что от осознания правотыголос обрел твердость, а когда поднял глаза на Всевышнего, в теле не былостраха, а только восторг, как у юного оруженосца, допущенного на турнирлицезреть сильнейшего из рыцарей Британии.

— Я знаю ответы на твои вопросы, — ответил мощныйголос, и опять Томас не мог определить откуда он звучит, и звучит ли вообще,или же слышит в дрожании стен, звоне своих доспехов, раскате далекогогрома. — Но они слишком... чтобы ты их принял...

Томас повертел головой, всмотрелся в сгусток белого пламени,что горел, не сгорая, висел над каменными плитами, не касаясь их, не сжигая:

— Ты Огонь?

— Нет, — ответил Голос. — Но простой люд...неважно, король или пастух... так слеплен, что должен зреть, с кем говорит.Приходится то в облике горящего куста, то во сне... А сперва наломал дров,когда в личине зверя или, скажем, рыбы. Тут же начинали бить поклоны, приноситьжертвы. Однажды явился в облике быка, так сразу отлили тельца из чистогозолота!.. Всем надо что-то вещественное! Ведь кланяются не мне — иконам.

Сотни тысяч вопросов метались в голове Томаса, толкались идаже дрались, распирая череп до боли. Он спросил первое же, что вынырнулоближе:

— Господь, а правда ли, что Иисус — твой сын? А то яслышал, такое говорят! И что вы с ним... ну, одно целое?..

Голос прозвучал так же мощно, но с отеческой насмешкой:

— Ты сам знаешь, как много после войны появляетсягероев! И как много у победителя находится соратников, без которых,оказывается, не было бы победы... Увы, я один. И ни души не шагает рядом. Такчто не надо никого присобачивать в соратники... Нет, он только раб наш,которого мы облагодетельствовали и поставили в пример сынам Израиля... Правда,достойный человек, страстный пророк, но... не забивай голову такими вещами,молодой рыцарь! Ты ведь хотел спросить другое, верно?

Томас вскрикнул в горе:

— Значит, я зря нес Грааль в Британию?

Голос прозвучал так же мощно, но Томас ощутил словно головыкоснулась огромная отеческая ладонь:

— Мы сами делаем вещи священными... Да что там вещи!Богов даже... как сами же их низвергаем. Успокойся, сэр Томас. Если ее считаютсвященной столько людей, она способна творить чудеса!

Яра, что до сих пор молчала, тряслась, неожиданно спросилатонким, как у мышонка, голосом:

— Господь, объясни мне, простой женщине, за что наслалпотоп? Ведь согрешивших было не так уж и много?

В сиянии заблистали грозные искры. Огненный шар расширился,сильнее опалил жаром лица. Томас на всякий случай прикрыл Яру, а густой голоспосле паузы сказал медленно, и Томасу в нем почудилась боль:

— Бесчеловечно?.. Но Томаса избрали королем, и он уженачинает догадываться, что король вынужден поступать не так... как простойбесхитростный рыцарь. Да, согрешивших была горстка! Но те, не грешившие,виновны в том, что не остановили ту горстку. Милая княжна, любой человек, ежелине препятствует преступлению, становится сообщником! Дело даже не в этике, а впростой выживаемости. Общество равнодушных скотов, пусть и безгрешных, обреченона вымирание. Я лишь ускорил... Ради прихода новых.

Ярослава тяжело вздохнула. Томас спросил с обидой:

— А мы?

— Вы их начало. Я не ошибся, потопив старый народ,которому должен был творить чудеса, руководить каждым шагом, очищать для нихземлю от чудовищ, растить хлеб на голой земле, разрешать их мелочные споры,утирать носы, успевать выхватывать камешки из-под ног... А вы, нынешние, во мнепочти не нуждаетесь. Да что там «почти»! Совсем обходитесь.

Томас замер:

— И ты... Господь наш... не осерчал?

— За что? — удивился Огонь. — За что, чтодети наконец-то не нуждаются, чтобы им вытирали носы? Да это счастье дляродителей. У вас хватает силы и гордости решать все самим. А преступления тожеостанавливаете сами.

Томас недоверчиво хмыкнул. В огненном шаре вспыхнулибагровые искорки гнева.

— А то, что вломились сюда силой, в поискахсправедливости, не говорит о вас? Кто из прежних осмелился бы спорить? Тольковозносили молитвы, просили милости, просили урожая... это-то даже не вспахав!..просили рыбу с небес, просили, просили, просили! Мой путь был... не скажу, чтоневерен, но... Когда я создал первых людей, это было... озарение, что приходитлишь однажды в бесконечность... а чаще не приходит вовсе. Это было мое лучшеетворение, и я понимал, что уже никогда не повторю этого шедевра... Потомутрясся над ним, создал для него сад Эдема, оберегал от всего. Да, Сатана вывелиз райского сада, заставил трудиться в поте лица своего, заставил освоитьземлепашество, скотоводство, строительство... Да что я перечисляю! Всяцивилизация — его рук дело, не спорю. Я надолго потерял контроль, ибо егожелания были намного проще, понятнее, и усваивались с охотой. Я жевал вяло овсеобщей любви, о духовности, а он учил, как ковать мечи, как захватить добрососеда, а его обратить в рабство, заодно взять в наложницы его жен и дочерей...

Томас горячо дышал, в глазах стояли слезы сочувствия:

— Господи...

— Наконец он вторгся и в ту область, которой раньшепренебрегал. Стал строить церкви. Насадил ереси, перехватил христианство...

Томас вскрикнул в ужасе:

— Господи, разве это не от тебя?

— От меня, — ласково прозвучало из Огня, — нотолько отчасти... Я сумел покончить с рабством, ибо принявший веру Христа неможет себе подобного держать в неволе, а он объявил о всеобщем рабстве передМоим лицом...