— Да, Олег. Но так ли важно, какое у меня имя былотогда?

Олег с видимым усилием прошептал:

— Ты прав. Мы совсем не те, что вышли из Леса. Глупеепробки тот, кто говорит, что доведись прожить снова, то вот так же... А мытеперь совсем другие.

Томас поднялся, с достоинством поклонился, Яра вскочилапоспешно, явно хотела по-росски поклониться в пояс, а то и вовсе земнымпоклоном, но в последний миг вспомнила, что она княжна, почти королева, и Томасс удовольствием видел с каким царственным видом она склонила голову в поклонесюзерену ее жениха.

Двери распахнулись сами. Когда порог переступал калика,створки малость затрясло, а потом Томас услышал за спиной облегченный вздох.Они шли к выходу через анфиладу залов, опустевшую еще больше, где теперьпростора мыслям намного больше, чем раньше. Томас ощущал присутствие Егопоблизости, так греет невидимый огонь, и он не удивился, когда прямо из воздухараздался Голос:

— На самом деле... но этого никому не объяснишь, потопбыл за то, что прервали песнь певца.

Томас слышал, как ахнул калика. Голос поправился:

— Певца прервали, потому что предпочли дешевыхскоморохов. Это стало последней каплей.

Олег шел отстраненный, неразумеющий, а Томас, который кудалучше понимал поэзию певцов рыцарских турниров, пояснил высокомерно:

— Скоморохи — это для черни... черни духа. Ктоблагородные песни оставляет ради скоморошьего кривляния, тот уже не человек.Или не совсем человек.

Из дальнего выхода пахло травой, розами, свежим ветерком.Все трое почувствовали, как божественное присутствие оставило, Господь проводилгостей до порога своего жилища и вернулся. От распахнутых ворот открылсязеленый сад, настолько свежий, зеленый, молодой, что у Яры вырвался вздохвосторга. А Олег медленно пошел вниз по мраморным ступеням.

— Гм... Уриил предал потому, что грубые плотские утехипоказались почему-то заманчивее божественных песнопений под игру на арфах.Какой глупец, верно?.. Вон ты б ни за что не променял на такую дурь. Мог бысидеть всю жизнь, не сдвигаясь — ибо бестелесному нет нужды отлучаться, игралбы да пел, играл да пел, играл и пел... Я думаю, тебе надо остаться.

Далеко ха раскрытыми воротами виднелась знакомая колесница.Илья-пророк вычесывал коням гривы, что-то шептал в любопытно настороженные уши.

Томас передернул плечами, побледнел, а Яра прижалась крыцарю крепче, чем плющ к плетню. На Олега из ее глаз нацелились два острыхкинжала.

— Почему? — спросил Томас настороженно.

— Здесь рай, — напомнил Олег, — а что наземле? Похуже ада. Взгляни на эти невинные души, опору христианства!

По ту сторону ворот было белым бело, словно несметная стаягусей села на короткий отдых по дороге в теплые края. Только праведники вбелоснежных одеждах не гоготали, а красиво восседали в райских кущах исамозабвенно пели хвалебную песнь во славу Божью. У всех были в руках арфы.

Томас содрогнулся:

— Спятил?..

— Томас, это же ваш рай. Видишь, праведников уже и наседьмое допустили!

— Иди ты, — Томас покосился на Яру, смолчал, кудаидти язычнику, нервно хохотнул, — такое придумал! У меня ни голоса, нислуха. В церкви я еще мог бы вместе с сэром Винстоном и Чосером, а тут ежелирот раскрою, вся ихняя песня гавкнется. А пальцы посмотри? Руки — крюки, мордаящиком. Струны порву. Мои ладони, сам знаешь, к чему привыкли... Мне мечдержать, не лютню.

— Это арфы, — пояснил калика.

— Все одно струны порву.

— Ты не один, — подбодрил Олег. — Вон ихсколько! И все поют.

Томас с отвращением покачал головой, побледнел сильнее. Налбу выступили капли пота размером с лесной орех.

— Ты же слышал... Господь сказал, не до песен. Я не всепонял, больно вы там мудрили, но твоя морда зажить не успеет... здорово тебяотделали!.. как опять мечами махать.

Олег потрогал пальцами щеку:

— Зря скалишь зубы, уже затянулось. На мне быстро! Номеч далеко не прячь.

Колесница Ильи-пророка донесла их до нижних райских врат вомгновение ока. Чернобородый верзила все так же придирчиво выспрашивал каждого,словно все еще был первый век нового учения, когда христиан на всем свете былагорстка. Он побагровел и затрясся при виде подъезжающей со стороны райскогосада колесницы с невиданными седоками. Илья пренебрежительно отмахнулся,соскочил. Ворота распахнулись от мощного пинка так, что затряслись столбы. Конигорделиво выбежали на простор. Илья-пророк удивленно присвистнул.

На лужайке звучно выдирали траву с корнями два вороных скрасными, как пурпур, длинными гривами и роскошными хвостами.Мальчишка-табунщик понесся навстречу, горяча коня:

— Великий Аттила... был уверен!.. Это подарок... Егопотомку... и его невесте!

Илья снова спрыгнул с колесницы, привязал коней длиннымповодом позади. На лице пророка был откровенный восторг, хороших коней виделсразу, только на Томаса посматривал с недоумением. Томас на всякий случайсощурился, вроде бы у Аттилы глаза раскосые.

Пророк дико гикнул, колесница помчалась, слегка наклонившисьвниз. Томас оглянулся, но вороные послушно неслись следом. Его конь преданнопосмотрел Томасу в лицо. Глаза у него были как у ребенка, чистые и ликующие.

Илья-пророк, не оборачиваясь, крикнул злорадно:

— Ага, тебе коня не дал!.. Зато морду как побили,морду!.. Жаль, не видел. Хоть на тебе заживает как на собаке, но рубцыостанутся! Надеюсь, останутся.

Встречный ветер выжимал слезы, кони пророка мчались всебыстрее и быстрее. Далеко вверху и позади исчезали сверкающие громады небесныхдворцов, замков, крепостей, башен. Облака смыкались за колесницей, пригашаянебесное сияние.

Томас все еще потрясенно оглядывался, глаза круглые, неверил, что все кончилось так удачно:

— Олег, не смейся, но мне понравилось.

— В раю?

— Вообще. Ад, рай, демоны, ангелы, крылатые Змеи,Ахерусейское...

— Детство, — пробурчал Олег. — Всяк любит внем побывать, но, хочешь не хочешь, надо вылезать из-под теплого одеяла.

В его голосе проступила прежняя суровая твердость. Томасвспомнил:

— А что он тебе дал?

Олег медленно разжал кулак. На Томаса из раскрытой ладонивзглянул знакомый зверек из турьего рога. Цепочка была чиста от крови, толькосам оберег слегка обгорел по краю.

— И что же? — не понял Томас. — Ух ты, эту жеязыческую штучку ты обронил у Сатаны!.. Ничего не понимаю. Выходит, Господь всеже может распоряжаться у Дьявола, как наш прелат в монастырских подвалах?Почему ж не изничтожит?