– Хочу взглянуть, как выглядит твое «ничего». Ну вот,так я и думала. «Ничего» поразительно напоминает разорванные штаны и содраннуюдо живого мяса кожу. Стой спокойно и не бойся.

– Я и не боюсь… Аааа!

Чародейка захохотала и потерла о бедро зудевшую отзаклинания руку. Девчушка наклонилась, осмотрела колено.

– О! – сказала она. – Уже не больно! И дыркинет… Это чары?

– Угадала.

– Так ты чаровница?

– Опять угадала. Хоть, признаться, предпочитаючародейку, а не чаровницу. Чтоб не ошибаться, можешь называть меня по имени.Трисс. Попросту Трисс. Пошли, Цири. Внизу ждет мой конь, в Каэр Морхен поедемвместе.

– Мне надо бежать, – покрутила головойЦири. – Нельзя прерывать бег, а то в мышцах образуется молоко. Геральтговорит…

– Геральт в замке?

Цири надулась, стиснула губы, глянула на чародейку из-подпепельной челки. Трисс снова рассмеялась.

– Хорошо. Не буду выспрашивать. Секрет – это секрет, тыправильно делаешь, что не выбалтываешь его незнакомому человеку. Пошли.Посмотрим на месте, кто есть в замке, а кого нет. А о мышцах не беспокойся, язнаю, как управиться с молочной кислотой. О, вот и мой коняга. Я тебе помогу…

Она протянула руку, но Цири помощь не понадобилась. Оназаскочила в седло ловко, легко, почти не отталкиваясь от земли. Мерин дернулся,удивленный, затоптался на месте, но девочка, быстро ухватив поводья, успокоилаего.

– Вижу, с конями ты управляешься.

– Я со всем управляюсь.

– Подвинься ближе к луке. – Трисс сунула ноги встремена, схватилась за гриву. – Дай мне немного места. И не выбей мнеглаза своим мечом.

Она тронула мерина пяткой, и они двинулись шагом по руслуручья, пересекли очередной яр и взобрались на округлый холм. Оттуда ужевиднелись прилепившиеся к каменным обрывам руины Каэр Морхена – частичноразрушенная трапеция защитного вала, остатки башни и ворот, бочкообразный столбдонжона.

Мерин фыркнул и дернул головой, переходя ров по остаткаммоста. Трисс натянула поводья. На нее самое не действовали покрывающие дно рваистлевшие черепа и кости. Ей уже доводилось их видеть.

– Не люблю этого, – вдруг проговориладевочка. – Так быть не должно. Умерших надо предавать земле. Под курганом.Ведь верно?

– Верно, – спокойно подтвердила чародейка. –Я тоже так считаю. Но ведьмаки рассматривают это кладбище как… напоминание.

– Напоминание о чем?

– На Каэр Морхен, – Трисс направила коня крастрескавшимся аркам, – напали. Здесь разразилась кровавая битва, вкоторой погибли почти все ведьмаки. Уцелели только те, которых в тот момент небыло в замке.

– Кто напал? И почему?

– Не знаю, Цири, – солгала она. – Это былострашно давно. Спроси ведьмаков.

– Спрашивала, – проворчала девочка. – Они нехотят говорить.

«Я их понимаю, – подумала чародейка. – Ребенку,которого муштруют, чтобы он стал ведьмаком, к тому же девочке, не говорят отаких вещах. Такому ребенку не рассказывают о бойнях и резне. Не ожесточаютперспективой того, что и он может когда-либо услышать о себе слова, которыевыкрикивали тогда валившие на Каэр Морхен фанатики. Мутант! Чудовище! Монстр!Богами проклятое, природе противное существо! Нет, – подумала она, –я не удивляюсь тому, что ведьмаки не рассказали тебе об этом, малышка Цири. И ятоже не расскажу. У меня, малышка Цири, еще больше причин молчать. Ведь ячародейка, а анонимный пасквиль, широко разошедшийся в списках „Монструм“,который взбудоражил фанатиков и подтолкнул их на преступление, тоже, кажется,был делом рук какого-то чародея. Но я, малышка Цири, не признаю коллективнойответственности, не чувствую потребности в покаянии по случаю события, имевшегоместо за полстолетия до моего рождения. А скелеты, которым суждено быть вечнымнапоминанием, в конце концов истлеют, обратятся во прах, который развеет ветер,неустанно овевающий склоны, и будут забыты…»

– Они не хотят так лежать, – неожиданно сказалаЦири. – Не хотят быть символом, укором совести или предостережением. Онине хотят и того, чтобы их прах развеял ветер.

Трисс быстро подняла голову, услышав изменения в голоседевочки. Моментально уловила магическую ауру, пульсирование и шум крови ввисках. Напряглась, но не отозвалась ни словом, боясь прервать и нарушить происходящее.

– Обычный курган. – Голос Цири становился всеболее неестественным, каким-то металлическим, холодным и злым. – Горстказемли, которая зарастет крапивой. У смерти голубые и холодные глаза, а высотаобелиска не имеет значения, не имеют значения и надписи, выбитые на нем. Ктоможет знать об этом лучше тебя, Трисс Меригольд, четырнадцатая с Холма?

Чародейка обомлела. Она видела, как руки девочки стискиваютгриву коня.

– Ты умерла на Холме, Трисс Меригольд, – сновапроговорил злой, чужой голос. – Зачем ты сюда приехала? Возвращайся,возвращайся немедленно, а этого ребенка, Дитя Старшей Крови, забери с собой,чтобы отдать его тем, кому он принадлежит. Сделай так, Четырнадцатая. Ибо, несделав этого, ты умрешь еще раз. Придет день, и Холм вспомнит о тебе. Вспомнято тебе братская могила и обелиск, на котором выбито твое имя.

Мерин громко заржал, затряс головой. Цири вдруг дернулась,задрожала.

– Что случилось? – спросила Трисс, пытаясьсовладать с голосом.

Цири откашлялась, двумя руками поправила волосы, потерлалицо.

– Нн… ничего… – неуверенно произнесла она. –Устала, поэтому… Поэтому уснула. Надо бежать…

Магическая аура развеялась. Трисс почувствовала, какнакатила неожиданно волна холода. Попыталась убедить себя, что это эффектугасания защитного заклинания, хоть и знала, что все не так. Посмотрела вверх,на каменную громаду замка, таращившуюся на нее черными провалами развалившихсябойниц. По телу пробежала дрожь.

Конь зацокал копытами по плитам двора. Чародейка быстрососкочила с седла, подала руку Цири. Воспользовавшись соприкосновением ладоней,осторожно послала магический импульс. И поразилась. Потому что не почувствоваланичего. Никакой реакции, никакого ответа. И никакого сопротивления. В девочке,которая только что создала невероятно сильную ауру, не было даже намека намагию. Теперь это был обыкновенный, неряшливо подстриженный и скверно одетыйребенок.

Но минуту назад ребенок этот не был обыкновенным ребенком.