Я всматривался в лицо девушки и не мог поверить. Она скорее походила на старшую сестру Рьяны, и с моими воспоминаниями имела мало общего. Черты лица — резче, синющие глаза — больше и глубже, волосы — в идеальной причёске, а фигура… Моя Янка была пятнадцатилетней девчонкой, а на троне сидела вполне оформившаяся девушка.

Но больше всего меня поразили не внешние изменения (тьма с ними, я вообще стал эльфом!), а маска равнодушия и скуки на лице. Принцесса заученно, хотя и доброжелательно улыбалась, якобы в смущении опускала глаза, снова улыбалась… Моя Рьяна никогда себя так не вела! Это был самый искренний, добрый и отзывчивый человек на свете! Который не заставил бы никого ради развлечения опускаться на колено в грязь.

Только сейчас мне пришло в голову, что прошло три года. Три! За это время столько всего могло произойти. Со мной вот произошло. И почему я думал, что для неё всё застыло? Что я вообще теперь о ней знаю? Может, она уже про меня думать не думает, а отбор — её идея. Как там говорил Глейн: «Дайте всех посмотреть»?

От этих мыслей стало так плохо, что я сцепил зубы и шумно выдохнул. Хотелось развернуться и уйти, но я стоял, как примороженный к месту суровой изрийской зимой, и смотрел, смотрел, смотрел на Янку, с горечью понимая, что, наверное, уже ей не нужен. Да и зачем ей некромант, которого не было целых три года, когда рядом столько знатных претендентов, готовых исполнить любой каприз?

Да и нужна ли мне она? Вот эта холодная, равнодушная принцесса, торжественно восседающая на троне и смотрящая на всех свысока?

Я мчался не к ней, а к девчонке, которая жила летом в Приграничье, сбегала от своих суровых наставниц, радовалась мелочам, грустила, что не может завести питомца, пила эликсиры от аллергии, лазала по деревьям, ругалась с Глейном, от души смеялась… Я ехал к той Янке, но, кажется, она осталась только в моих воспоминаниях.

А обещание приехать на восемнадцатый день рождения… Я о нём не забыл и всеми силами старался исполнить, но это совсем не значило, что Янка меня ждала. Не ждала.

Надо было уходить. Но я не мог. Пытался запомнить образ принцессы Рьяны Изрийской, которая пришла на смену моей принцессе, и надеялся, что это поможет побыстрее смириться с произошедшим.

Заволновалась Янка только на представлении орка. Я было подумал, что от симпатии, даже по привычке заревновал, но быстро понял — причина в сумасбродных традициях кочевников. Стало неловко: непристойности делал орк, а стыдно было мне. Потом это Ырк ещё и представление устроил, которое принцессу развеселило — это стало понятно по её взгляду, вспыхнувшему интересом, и по тому, как внимательно она следила за перемещением «жениха». Даже несколько раз хихикнула не сдержавшись.

Моя Янка никогда бы не стала смеяться над другими!

Толкнули в плечо. Я пошатнулся, оторваться от разглядывания принцессы и осознал, что драка переместилась вплотную ко мне. Пришлось спешно отходить, распихивая локтями людей и получая ответные тычки. Участвовать в этом балагане я не собирался. К счастью, его быстро прекратил мой «собрат». Я даже испытал к нему благодарность, но ненадолго. Секунд на десять. Пока не понял, что в давке он спёр у меня цветок, напитанный магией подчинения! Ушастый карманник!

Захотелось запустить в вора чистой тьмой, но в носу подозрительно зачесалось, напоминая, что на магию полагаться не надо. Так я и стоял, сжимая кулаки и сверля злобным взглядом конкурента, который даже удостоился разговора с принцессой. Остроухий козёл!

И почему я не выкинул ирис в Приграничье? Боялся, что его кто-то найдёт и использует во зло? Ну, молодец! Вот, пожалуйста, сам принёс в толпу и проворонил кражу. Хорошо, что Янка подарки в руки не брала — их отдавали дородному мужчине с внимательным взглядом, солидным пузом и окладистой бородой. Оставалось надеяться, что цветок запрут в хранилище и забудут. Да и настроить чары на конкретного человека было сложно.

Я утешал себя этими мыслями, но сердце быстро стучало в груди, а внутри ворочалось нехорошее предчувствие. Дурниной орало.

Как бы далека от моих представлений ни была Янка, а зла я ей точно не желал. И если уж принцесса собралась замуж, то должна выйти за того, кого сама выберет, а не по магическому внушению.

Это значило лишь одно: цветок надо было изъять. И поскорее. Обвинять эльфа было бессмысленно — доказательств, что ирис мой, не было. Говорить о подчиняющих чарах — выдать, что я некромант. Оставалась кража. И в этом мне должен был помочь Благороднейший. Что бы он сам по этому поводу ни думал.

Что ж… Оставалось уговорить пегаса. Я развернулся и вышел из зала — надо было торопиться.

* * *

Вейн Верлинг

Стоило выйти на улицу, как с ног чуть не сбил колючий злой ветер. Как изрийцы вообще живут с такой погодой? Янка рассказывала, что у них холодно зимой, но чтобы настолько… К тому же разговоры обычно были об игре в снежки, о морозных узорах на окнах, о том, как снег блестит на солнце, о катании на коньках. Сейчас же никакой красоты не было. Было сумеречно, скользко и настолько холодно, что зуб на зуб не попадал.

— Простите, вы тут пегаса не видели? — обратился я к стражнику.

Тот дёрнулся, бросил направо затравленный взгляд и сжался в своих доспехах. Понятно. Значит, мне направо.

Скупо поблагодарив информатора, я отправился на… конюшни? Праматерь тьма, они что, запихали Благороднейшего в стойло?! Внутри всколыхнулась злорадная радость пополам с холодящим ужасом. Или это был очередной порыв ледяного ветра?

С одной стороны, было бы неплохо, сбей местные конюхи с пегаса немного гонора, а я выступил бы его спасителем. С другой, как бы Благороднейший не сбежал от таких условий. Пусть он не может далеко от меня перемещаться, но поговорить с ним надо было прямо сейчас, а не бегать в поисках по всему замку.

Вопреки моим страхам, в конюшне всё было мирно. Две светловолосые девицы с распущенными волосами и в одних нижних рубахах до пят чесали пегасу гриву золотыми гребнями. Готов поклясться, обе были девственницами. Только почему их приставили к пегасу, он же не единорог?

Одна дева пела какую-то затейливую песню, а вторая хохотала, когда Благороднейший фыркал ей куда-то в шею.

— О, Ве… дружище. Добыл коб… невесту? Я вот себе уже двух красавиц нашёл, — заметил меня пегас.

— Нет,