– Клянусь вам, – сказал старик Тут-Тут, – он видит, словноЗамороженный Билли (Billy-Be-Frigged).

– Ты еще ничего не видел, Тут, – ухмыльнулся Харри. –Смотри.

Он залез в карман и вытащил кусочек сушеного ко-ричневогояблока, завернутого в вощеную бумагу. Отло-мив кусочек, бросил на пол. Яподумал, что сухой и твердый кусочек отскочит, отлетит в сторону, но мышо-ноквытянул лапку и небрежно, как человек, гоняющий мух, чтобы убить время, сбилкусочек на пол. Мы все громко засмеялись в восхищении, такой взрыв мог быспугнуть мышонка, но он даже не шевельнулся. Взяв ку-сочек сушеного яблока лапками,он лизнул его пару раз, потом уронил и снова посмотрел на нас, словно говоря:

«Что ж, неплохо, а что еще есть?».

Тут-Тут открыл свою тележку, достал бутерброд, развернул иоторвал кусочек мяса.

– Не беспокойся, – остановил его Дин.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Тут-Тут. – Неужели живаямышь пропустит мясо, если его можно взять? Ты с ума сошел!

Но я знал, что Дин прав, и видел по лицу Харри, что он тожезнает. Дежурили временные и постоянные надзиратели. Похоже, мышь понимала разницу.Неверо-ятно, но факт.

Старый Тут-Тут бросил кусочек мяса вниз, и, конечно же,мышонок не притронулся к нему, только понюхал и отодвинулся.

– Чтоб я пропал, – обиженно произнес старый Тут-Тут.

Я протянул руку:

– Дай мне.

– Что? Тот же бутерброд?

– Тот же самый. Я заплачу.

Тут-Тут протянул мне его. Я поднял верхний кусок хлеба,оторвал еще кусочек мяса и бросил его через стол. Мышонок тут же подошел,поднял мясо лапками и стал есть. Мясо исчезло в одно мгновение.

– Чтоб я сдох! – закричал Тут-Тут. – Дьявол! Дай-ка я!

Он выхватил назад бутерброд, оторвал гораздо больший кусокмяса – не кусочек, а шматок – и уронил его так близко от мышонка, чтоВилли-Пароход чуть не надел его вместо шляпы. Он снова отошел, принюхался(уверен, что ни одной мыши не удавалось заполучить такой лакомый кусочек вовремя Депрес-сии – во всяком случае, в нашем штате), а потом посмотрел вверх нанас.

– Ну, давай, ешь! – сказал Тут-Тут еще более обиженно. – Чтос тобой?

Дин взял бутерброд и бросил кусочек мяса – теперь это ужестало походить на странную служебную процедуру. Мышонок взял его сразу изаглотнул. Потом повернулся и ушел по коридору в сторону смирительной комнаты,задерживаясь по дороге, чтобы заглянуть в пару пустых камер и проверить, чтотам в третьей. Опять мне в голову пришло, что он ищет кого-то, и на сей раз япрогнал эту мысль не так скоро.

– Я не буду об этом рассказывать, – произнес Харри. И былоне понятно, шутит он или нет.

– Во-первых, это никому не интересно, а во-вторых, никто ине поверит.

– Он ест только из ваших рук, – изумился Тут-Тут. Оннедоверчиво покачал головой, потом с трудом наклонился, поднял то, что отвергламышь, сунул в свой беззубый рот и начался длительный процесс перетирания. – Апочему?

– У меня есть лучше вопрос, – сказал Харри. – Откуда онузнал, что Перси нет?

– Это простое совпадение, – ответил я. – Случай-ность, чтомышонок появился сегодня.

Хотя со временем становилось все труднее верить, что этослучайность, потому что мышонок приходил только, когда Перси не было в блоке:тот находился в другой смене или в другом конце тюрьмы. Мы – Харри, Дин, Брут ия – решили, что он узнает Перси по голосу или по запаху. Мы, не сговариваясь,старательно избегали разговоров о самом мышонке, потому что разговоры моглииспортить что-то особое... и прекрасное со всей его странностью и хрупкостью. Вконце концов, Вилли сам нас выбрал, а каким образом, я и сейчас после всехсобытий не знаю. Наверное, Харри был ближе к правде, когда сказал, что не стоито нем рассказывать другим, не потому что они не поверят, а потому, что им всеравно.

Пришло время казни Арлена Биттербака, который на самом делебыл не вождь, а первый старейшина своего племени в резервации Ваишта, а такжечлен совета ирокезов. Он убил человека по пьянке, причем пьяными были оба.Вождь размозжил голову собутыльника цементным блоком. Поводом для ссорыпослужила пара башмаков. Так что семнадцатого июля в то дождливое лето мойсовет старейшин постановил что его жизни – конец.

Часы приема посетителей в Холодной Горе были жесткие, какпрутья решетки, но для обитателей блока "Г" делали исключение.Шестнадцатого Биттербак был препровожден в длинную комнату рядом со столовой –«Аркаду». Она была разгорожена посередине сеткой, перевитой колючей проволокой.Сюда к Вождю придут его вторая жена и те из его детей, кто хотел еще поговоритьс ним. Пришло время прощаться.

Туда его привели Билл Додж и двое временных. У всехостальных была работа – за час надо было провести хотя бы две репетиции. Илитри, если удастся.

Перси не сильно протестовал, когда его на время казниБиттербака поставили в аппаратную вместе с Джеком Ван Хэем, он еще не понимал,хорошее или плохое место ему досталось. Но он знал, что у него будет квадратноесетчатое окошко, через которое видна, правда, лишь спинка стула, но все равноэто достаточно близко, и можно увидеть летящие искры.

Прямо рядом с этим окошком на стене висел черный телефон безрычажка и диска. Телефон мог только зво-нить, и звонить лишь из одного места –кабинета гу-бернатора. Я столько видел фильмов про тюрьмы, в ко-торых телефонгубернатора оживал как раз в тот момент, когда все было готово к включениюрубильника для казни невиновного, но наш телефон не звонил ни разу за все годымоей работы в блоке "Г" – ни разу. Это в ки-но спасение стоит дешево.Как и невиновность. Платишь 25 центов и соответственно получаешь. Реальнаяжизнь стоит дороже, и большинство ответов другие.

В туннеле у нас стоял портновский манекен, чтобы везти его врефрижераторе. Для всего остального у нас был старик Тут-Тут. С годами Тут-Тутстал традици-онной заменой осужденного, такой же ритуальной, как гусь на столев Рождество, и неважно, любите вы гусятину или нет. Большинство охранников еголюбили, им казался забавным его акцент – тоже французский, но канадский, а нелуизианский, причем смягченный за долгие годы жизни на Юге. Даже Брут радовалсявыходкам старика Тута. А я нет. Мне казалось, что он своего рода старый ипотертый вариант Перси Уэтмора, человека слишком брезгливого, чтобы самомужарить мясо, но в то же время обожающего запах жареного.

На репетицию собрались все те, кто будет участвовать вказни. Брутус Ховелл был «выпускающий», как мы его называли, это означало, чтоон надевает шлем, следит за телефонной линией губернатора, приводит доктора сего места у стены, если понадобится, и в нужный момент отдает приказ «включайна вторую». Если все проходит хорошо, благодарностей не объявляют никому. А вотесли не совсем хорошо, Брута будут ругать свидетели, а меня – начальник тюрьмы.Никто из нас на это не жаловался – без толку. Просто земля вращается, и все.Можно вертеться вместе с ней, а можно остановиться в знак протеста, и тогда тебясметет.