Однако теперь они продвигались вперед еще медленнее. Мельникпередал свою ручку носилок Артему и занял место во главе отряда, надвинув наглаза прибор ночного видения. Но они перестали спешить не т??лько изосторожности. На станции «Генштаб» перегон стал забирать вниз еще круче, и, хотяон оставался все таким же пустым, от Кремля словно ползла незримая, ноосязаемая дымка чьего-то присутствия. Обволакивая людей, она наделяла ихуверенностью, что там, в черной беспросветной глубине, скрывается что-тонеобъяснимое, огромное и злое. Это было не похоже на ощущения, которые Артемудовелось испытать до сих пор — ни на преследовавший его темный вихрь в туннеляхна Сухаревской, ни на голоса в трубах, ни на порожденный и подпитываемый людьмисуеверный страх перед туннелями к Парку Победы. Все лучше чувствовалось, что наэтот раз за ним прячется что-то… если не одушевленное, то живое. Артемпосмотрел на дюжего бойца, идущего по другую сторону носилок, которого сталкерназывал Ульманом. — А почему у Кремля звезды на башнях светятся? — он не мог найтилучшего момента, чтобы в конце концов задать этот вопрос. — Кто тебе сказал,что они светятся? — удивленно, но охотно ответил тот. — Ничего там такого нет.На самом деле с Кремлем так — каждый что хочет, то и видит. Некоторые говорят,что даже его уже самого давно нет, просто Кремль-то надеется увидеть каждый.Хочется же верить, что самое святое осталось цело. — А что с ним произошло? —спросил Артем. — Никто не знает, — отозвался разведчик, — кроме твоих людоедов.Я молодой еще, мне тогда лет десять было. А те, кто воевал, говорит, что Кремльне хотели разрушать, и сбросили на него какую-то разработку секретную…Биологическое оружие. В самом начале. Ее не сразу заметили, и даже тревогу необъявили, а когда поняли, что к чему, уже поздно было, потому что этаразработка там всех сожрала, да еще и из окрестностей народу засосала. Живетсебе за стеной до сих пор и чудесно себя чувствует. — А как она… засасывает? —Артем не мог отделаться от видения — мерцающих нездешним светом звезд наверхушках кремлевских башен. — Знаешь, было насекомое такое — муравьиный лев?Копало в песочке ямки, воронки такие, а само залезало на дно и рот раскрывало.Если муравей мимо пробегал и случайно на край ямки вступал — все. Конецтрудовой биографии. Муравьиный лев шевелился, песок ко дну сыпался, и муравейпрямо вниз, в пасть падал. Ну вот и с Кремлем то же. Стоит на край воронкипопасть — затянет, — ухмыльнулся он. — А почему люди сами внутрь идут? —настаивал Артем. — А я откуда знаю? Гипноз, наверное… Ловит как-то, настраивается.Вон, возьми хотя бы этих твоих людоедов-иллюзионистов… Как мозги морозят! Аведь пока сам не увидишь — не поверишь. Так бы мы и остались там. — Так что жемы к нему тогда в самое логово идем? — недоуменно спросил Артем. — Это не комне вопросы, а к начальству. Но я так понимаю, что надо снаружи быть, и набашни со стенами смотреть, чтобы она тебя сцапало. А мы, вроде, внутри уже…Куда здесь смотреть-то?

Мельник обернулся и сердито шикнул на них. Говоривший сАртемом боец тут же осекся и замолчал. И стало слышно то, что заслонял звук егоголоса — идущее из глубины нехорошее, негромкое… булькание? Урчание? Довольнобыло один раз услышать этот звук — вроде и предвещающий ничего страшного, нокакой-то настойчивый и неприятный — как забыть его становилось очень сложно.

Они прошли мимо тройных, построенных одни за другими, мощныхгермоворот. Все створки были гостеприимно распахнуты настежь, и тяжелыйжелезный занавес поднят к потолку. Двери, подумал Артем. Мы на пороге.

Стены вдруг расступились, и они оказались в мраморном зале —настолько просторном, что луч мощных фонарей еле добивал до противоположнойстены, превращаясь там в рассеянное бледное пятно. Потолок, в отличие от другихсекретных станций, здесь был высокий, его держали мощные, но богато украшенныеколонны. Сверху свисали почерневшие от времени массивные золоченые люстры, всееще отзывающиеся на свет фонаря кокетливым блеском. Стены были покрыты огромнымимозаичными панно, изображавшими усатого человека в кителе и улыбающихся емулюдей в рабочей форме, молодых девушек в скромной одежде и легких белыхкосынках, военных в старомодных фуражках, несущиеся по небу эскадрильиистребителей, ползущие строем танки, и, наконец, сам Кремль. Названия у этойудивительной станции не было, но именно его отсутствие лучше всего давалопонять, куда они попали.

Здесь все находилось в невероятном запустении. Казалось,нога человека не ступала сюда десятилетиями. Дальше на пути стоял необычноговида поезд. У него было всего два вагона, но зато тяжело бронированных,выкрашенных в защитный темно-зеленый цвет. Окна заменяли узкие, напоминающиебойницы щели, закрытые затемненным стеклом. Двери — по одной в каждом вагоне —были заперты. Артему подумалось, что хозяевам Кремля, может быть, действительнотак и не удалось воспользоваться своим тайным путем для бегства.

Они выбрались на платформу и остановились. — Так вот оно какздесь… — сталкер задрал голову к потолку, насколько позволял шлем. — Сколькоуже сказок слышал… А ведь все не так… — Куда дальше? — спросил у него Ульман. —Понятия не имею, — признался Мельник. — Надо осмотреться.

На этот раз он не стал покидать отряд, и они медленнодвинулись все вместе. Станция все же чем-то напоминала обычную. Здесь так жебыло проложено два пути — по краям от платформы. Они ограничивали помещениеслева и справа, а с обоих концов продолговатый зал заканчивался двумяостановившимися навеки эскалаторами, уходящими в величественные круглые арки.Тот, который был ближе к ним, вел наверх, второй нырял на еще болееневообразимую глубину. Где-то здесь, наверное, был и лифт — вряд ли у прежнихобитателей Кремля были, как у простых смертных, лишние минуты, чтобы неспешноползти вниз.

Зачарованное состояние, в котором находился Мельник,передалось и остальным. Пытаясь дотянуться лучами до высоких сводов,разглядывая бронзовые скульптуры, стоящие посреди зала, любуясь великолепнымипанно и поражаясь величественности этой станции — настоящего подземного дворца— они даже перешли на шепот, чтобы не нарушать своими голосами его покой.Восхищенно озираясь по сторонам, Артем совершенно позабыл и об опасностях, и опокончившем с собой жреце, и о дурманящем сиянии кремлевских звезд. Мысль вголове оставалась только одна — он все пытался себе представить, как несказаннопрекрасна эта станция должна была быть в ярком свете своих роскошных люстр.