Нечленораздельный крик, в котором он заходился, оборвался,но эхо еще несколько секунд повторяло его последние звуки, словно на мигпродляя Дрону жизнь. — Ииииииииииииииии…

И только сейчас до Артема начало доходить, что именно кричалперед смертью дикарь.

«Одни!»

Сталкер сунул пистолет обратно в кобуру. Артем почему-то немог заставить себя взглянуть на него, вместо этого рассматривая успокоившегосяДрона и сидящего неподалеку жреца. Тот никак не отреагировал на смерть своегоученика. Когда раздался пистолетный хлопок, старик чуть дернулся, потом мелькомкинул взгляд на тело дикаря и снова равнодушно отвернулся. — Двигаемся дальше,— приказал Мельник. — На такой шум сюда сейчас пол-метро сбежится.

Отряд моментально построился. Артема поставили в хвост, наместо замыкающего, снабдив мощным фонарем и бронежилетом одного из бойцов,который нес Антона. Через минуту они снялись с места и двинулись вглубьтуннелей.

На роль замыкающего Артем сейчас не годился. Он с трудомпереставлял ноги, запинаясь о шпалы, и беспомощно оглядываясь на шагающихвпереди бойцов. В его ушах стоял предсмертный крик дикаря.

Его отчаяние, разочарование и нежелание верить в то, что вэтом страшном угрюмом мире человек остался совсем один, передалось Артему.Странно, но только услышав вопль дикаря, полный безысходной тоски по нелепому,выдуманному божеству он начал понимать то вселенское чувство одиночества,которое заставляло питало человеческую веру.

Ступая по пустому безжизненному туннелю, он и сам сейчасощущал нечто подобное. Если сталкер оказался прав, и они уже больше часауглублялись в недра Метро-2, то загадочное сооружение оказывалось простойинженерной конструкцией, давным-давно заброшенной хозяевами и захваченнойполуразумными людоедами и их фанатичными священниками.

Бойцы зашептались. Отряд вступал на пустую станцию.Выглядела она необычно: короткая платформа, низкий потолок, толстенные колонныиз железобетона и кафельные стены вместо привычного мрамора указывали на то,что станция никогда не должна была радовать чей-то глаз, а только защитить какможно надежней тех, кто ей пользовался.

Потускневшие от времени солидные бронзовые буквы на стенах,вдоль которых они шли, складывались в непонятное слово «Совмин». В другом местебыло написано «Дом Правительства РФ». Артем точно знал, что станции ни пододним из этих названий в обычном метро не было, и означать это могло толькоодно — они уже давно вышли за его пределы. Мельник, похоже, не собирался здесьзадерживаться. Спешно осмотревшись вокруг, он негромко посовещался о чем-то сосвоими бойцами, и они двинулись дальше.

Невидимые Наблюдатели на его глазах мертвели, превращалисьиз грозной, мудрой и непостижимой силы в фантасмагорические античныескульптуры, иллюстрирующие древние мифы, крошащиеся от сырости и сквозняковтуннелей. Заодно с ними в его сознании рассыпались шелухой и другие верования,с которыми ему пришлось столкнуться за это путешествие.

Артема заполняло странное чувство, которое ему вряд лиудалось бы выразить словами. Словно в подаренном ему отчимом на день рожденияярком свертке оказалась одна газетная бумага, а самого подарка найти так и неудалось.

У него на глазах раскрывалась одна из самых больших тайнметро. Он собственными ногами ступал по Д-6, которую кто-то из его собеседниковназвал в свое время Золотым мифом метрополитена. Однако вместо радостноговолнения он испытывал непонятную горечь. Он начинал понимать, что некоторые тайныпрекрасны именно потому, что не имеют разгадки, и что есть вопросы, ответы накоторые лучше никому не знать.

Он ощутил, как щеке стало холодно — в том месте, где дыханиетуннелей прошлось по следу от ползущей вниз слезы. Он отрицательно покачалголовой, совсем как это недавно делал пристреленный дикарь. Его начало знобить— то ли от промозглого сквозняка, несущего запах сырости и запустения, то ли отпронзительного чувства одиночества и пустоты.

На долю секунды ему показалось, что все на свете вдруг потерялосмысл — и его миссия, и попытки человека выжить в изменившемся мире, и вообщежизнь во всех ее проявлениях. В ней не было ничего — только пустой темныйтуннель отмерянного каждому времени, через который он должен вслепую брести отстанции «Рождение» до станции «Смерть». Искавшие веру просто пытались найти вэтом туннеле боковые ответвления. Но станций было всего две, и туннель строилсятолько для того, чтобы их связать, поэтому никаких ответвлений в нем не было ибыть не могло.

Когда Артем опомнился, оказалось, что он отстал от отряда нанесколько десятков шагов. Что заставило его прийти в себя, он понял не сразу.Потом, оглядевшись по сторонам и прислушавшись, наконец осознал: в стенетуннеля виднелась неплотно прикрытая дверь, через которую до него доносилсястранный нарастающий шум — чей-то глухой рокот или недовольное урчание. Его,наверное, совсем еще не было слышно, когда мимо двери проходили остальные. Носейчас не заметить этот шум становилось все сложнее.

Сейчас отряд оторвался от него уже, наверное, на сотнюметров. Преодолев желание броситься ему вдогонку, Артем затаил дыхание,приблизился к двери и толкнул ее вперед. За ней открывался довольно длинный иширокий коридор, оканчивающийся черным квадратом выхода. Именно оттуда идолетал рокот, все больше напоминающий сейчас рев огромного животного.

Шагнуть внутрь Артем так и не осмелился. Как завороженный,он стоял, уставившись в пустой квадрат в конце коридора и слушая… Поканеожиданно рев не усилился многократно, и тогда в проеме с другой стороныкоридора не показалось в ярком луче фонаря что-то смутное, неимоверно огромное,неудержимо несущееся вперед, мимо открытого прохода — дальше.

Артем отпрянул, захлопнул дверь и бросился догонять отряд.

Они уже успели заметить его пропажу и остановились. Белыйлуч беспокойно шнырял по туннелю, и попав в него, Артем на всякий случай поднялвверх руки и крикнул: — Это я! Не стреляйте!

Слепящий свет милостиво погас. Артем заспешил вперед,готовясь к тому, что ему сейчас устроят выволочку. Но когда он добрался доостальных, Мельник только спросил его негромко: — Ничего сейчас не слышал?

Артем молча кивнул. Ему не хотелось говорить о том, что онтолько что видел, к тому же у него не было уверенности, что ему все это непочудилось. С некоторых пор он привык к тому, что в метро к своим ощущениямнадо относиться осторожно.