Но остальные не захотели отстать, стали звать Кириллу ксебе, заспорили.

Воспользовавшись этим, Фандорин подошёл к страннице, тихопопросил:

– Узнайте у них, куда отправился юродивый. Вам они неоткажут.

Кирилла ничего не ответила, даже не кивнула, будто не расслышала.И немудрёно – так расшумелись почтённые писцы.

– Ко всем загляну, это для меня честь великая, –громко сказала она. И вдруг прибавила. – Только поведайте, отцы, кудаотсель Лаврентий-блаженный пошёл? Я его в Денисьеве видала. Большой силы муж.

Ей ответили сразу и охотно, в несколько голосов:

– Лаврентий он наверх пошёл.

– К Зелень-озеру!

Члены экспедиции обменялись красноречивыми взглядами.

– Заночуем, и в путь, – сказал Евпатьев. –Коням нужно отдохнуть. Да и нам не мешало бы. Давайте ужинать, господа –всухомятку, потчевать нас тут никто не собирается.

На ночлег остались в книжнице – больше всё равно было негде.Проплелся по домам за данью отец Викентий. Вернулся, мурлыкая песенку.

Крыжов с Кохановским тоже устроили обход – надеялись уломатьдедов каждого поодиночке. Ради пущего соблазна, взяли с собой целых четырепортфеля. С ними и воротились. Позже всех, ведомая Полкашей, прибрела Кирилла.Потчевать её попотчевали, однако ночевать у себя никто не оставил – грех.Странница с поводыркой расположились отдельно от мужчин, в сенях.

Все легли рано – в девятом часу. Рано и проснулись – вполовине пятого, то есть по-зимнему ещё глубокой ночью.

Евпатьевский кучер уже грохотал самоваром.

День предстоял трудный, оттого и спешили.

На Зелень-озере, из которого брала начало река Выга, стоялоцелых четыре раскольничьих деревни. Поди угадай, в какую из них отправилсяЛаврентий. А стало быть, придётся объехать все четыре.

Кое-как, наскоро перекусили – и в путь.

Возвращение

Пять повозок выехали из безмолвного, будто вымершегоБогомилова шумно – с конским ржанием, позвякиванием сбруи и звоном колокольцев.Река приняла вереницу саней в своё белое, мягкое русло, стиснула лесистымиберегами, и звуки сразу приглохли. Езда по свежему снегу получалась небыстрой,но опытный кормщик Крыжов даже в темноте знал, где наст пожестче; его лошадьпроворно перебирала завязанными в кожаные мешки копытами, почти непроваливаясь, а остальным по проложенной колее было уже легче.

Сани урядника Одинцова шли последними, то есть занимали самуюпривилегированную позицию – иначе конь не утянул бы трёх человек (японца ЭрастПетрович на сей раз усадил с собой).

Правил Фандорин, сам вызвался. Когда едешь в хвосте, бытьвозницей дело нехитрое, знай только не отставай.

Впереди покачивался фонарик, подвешенный на задкеевпатьевского экипажа – даже если налетит вьюга, всё равно не собьёшься.

И тем не менее последние сани понемногу начали отставать,чем дальше, тем больше.

Ульян, оживлённо беседовавший с Масой о женской красоте(оказалось, что их вкусы удивительно сходны), заметил это не сразу. А когдапосмотрел-таки вперёд и увидел, что путеводный огонёк едва различим во мраке,попенял нерадивому кучеру:

– Что ж вы, Ераст Петрович. Наддайте-ка. Да кнутом его,кнутом.

– З-зачем бить живое существо? – безмятежноответил Фандорин и, вместо того чтоб хлестнуть животное, натянул вожжи, так чтосани вовсе остановились.

Он прибавил что-то по-японски. Маса достал саквояж, начал внём рыться.

Полицейский ждал, недоумевая, что за внезапная надобностьвызвала эту остановку. И уж подавно удивился, когда слуга подал своемугосподину сигару и спички.

– Чего это вы?!

– Уф, до чего ж я устал быть с-старовером. – ЭрастПетрович раскурил сигару и с наслаждением выпустил струйку дыма.

– Они ж не увидят, что мы отстали! – попыталсявтолковать ему Ульян.

– Раньше, чем станут на привал, нипочём необнаружат, – согласился Фандорин. – А это когда ещё будет. Но искатьнас не станут – я Никифору Андроновичу на кибитку з-записку прицепил.

Урядник заморгал:

– Какую записку?

– Что мы возвращаемся в Богомилово. Сейчас вот докурю иповернём.

Потеряв дар речи, Одинцов уставился на безмятежногокурильщика.

– А… а людей спасать? – наконец пролепеталполицейский.

– За тем и вернёмся. Разве вы не приметили, что несчастьяпроисходят после того, как мы покидаем очередную деревню? Я дал себя обманутьдважды. В третий – слуга п-покорный. Как развернуть вашего буцефала?

Он натянул правую вожжу – конь лишь недовольно мотнулголовой. Натянул левую – послушался.

– Ага, он у вас приверженец левостороннегод-движения, – весело сказал Эраст Петрович. – В Британии ему пришлосьбы худо.

– Черт, как это я сам не скумекал! Проверить надо! Дедыэти мне тож не понравились!

Ульян отобрал у городского человека поводья, как следует стегнул– обратно помчали вдвое быстрей.

Не прошло и получаса, как из темноты выплыл пологий холм,над ним – острый силуэт церквушки, приземистых домов.

Уезжали из Богомилова шумно, вернулись тихо.

Коня привязали к кусту близ берега, сами пошли пешком, крадучись.

– Где сховаемся? – шёпотом спросил урядник и самсебе ответил. – В книжнице, где ещё. Поди, не успела простыть.

Сказано – сделано.

Не скрипнув ступеньками, не стукнув дверью, засели вгорнице. Огня не зажигали. Маса расположился у окна с одной стороны,полицейский с другой, Фандорин с третьей (четвёртая выходила на реку ивысматривать там было нечего).

– Дай Бог, чтоб я ошибся, – вздохнул ЭрастПетрович. – Пойдут закапываться – остановим. Ну, а если будет тихо,как-нибудь нагоним своих, ничего.

Тихо-то было тихо, даже слишком. Стариковский сон известнокаков, но миновал седьмой час утра, восьмой, а ни в одном из четырёх жилыхдомов не замечалось ни света, ни какого-либо движения. Правда, было всё ещётемно. Когда писчикам и побаловать себя поздним вставанием, если не зимой?

Фандорин на время отвлёкся от тревожных мыслей, ибооказалось, что ему очень повезло с окном – оно выходило на восток.