– Так это вы для одной моей забавы ее привезли?

– А то зачем же?

– А не затем, чтобы заставить меня жену убить?

– Во-от, да разве вы убили? Что за трагический человек!

– Всё равно, вы убили.

– Да разве я убил? Говорю же вам, я тут ни при капле. Однаковы начинаете меня беспокоить…

– Продолжайте, вы сказали: «Если теперь она вам не нужна,то…»

– То предоставьте мне, разумеется! Я отлично ее выдам заМаврикия Николаевича, которого, между прочим, вовсе не я у саду посадил, невозьмите еще этого в голову. Я ведь его боюсь теперь. Вот вы говорите: набеговых дрожках, а я так-таки мимо пролепетнул… право, если с ним револьвер?..Хорошо, что я свой захватил. Вот он (он вынул из кармана револьвер, показал итотчас же опять спрятал) – захватил за дальностью пути… Впрочем, я вам этомигом слажу: у ней именно теперь сердчишко по Маврикию ноет… должно по крайнеймере ныть… и знаете – ей-богу, мне ее даже несколько жалко! Сведу с Маврикием,и она тотчас про вас начнет вспоминать, – ему вас хвалить, а его в глазабранить, – сердце женщины! Ну вот вы опять смеетесь? Я ужасно рад, что вы такразвеселились. Ну что ж, идем. Я прямо с Маврикия и начну, а про тех… проубитых… знаете, не промолчать ли теперь? Всё равно потом узнает.

– Об чем узнает? Кто убит? Что вы сказали про МаврикияНиколаевича? – отворила вдруг дверь Лиза.

– А! вы подслушивали?

– Что вы сказали сейчас про Маврикия Николаевича? Он убит?

– А! стало быть, вы не расслышали! Успокойтесь, МаврикийНиколаевич жив и здоров, в чем можете мигом удостовериться, потому что он здесьу дороги, у садовой решетки… и, кажется, всю ночь просидел; промок, в шинели… Яехал, он меня видел.

– Это неправда. Вы сказали «убит»… Кто убит? – настаивалаона с мучительною недоверчивостью.

– Убита только моя жена, ее брат Лебядкин и их служанка, –твердо заявил Ставрогин.

Лиза вздрогнула и ужасно побледнела.

– Зверский, странный случай, Лизавета Николаевна, глупейшийслучай грабежа, – тотчас затрещал Петр Степанович, – одного грабежа, пользуясьпожаром; дело разбойника Федьки Каторжного и дурака Лебядкина, который всемпоказывал свои деньги… я с тем и летел… как камнем по лбу. Ставрогин едваустоял, когда я сообщил. Мы здесь советовались: сообщить вам сейчас или нет?

– Николай Всеволодович, правду он говорит? – едва вымолвилаЛиза.

– Нет, неправду.

– Как неправду! – вздрогнул Петр Степанович. – Это еще что!

– Господи, я с ума сойду! – вскричала Лиза.

– Да поймите же по крайней мере, что он сумасшедший теперьчеловек! – кричал изо всей силы Петр Степанович. – Ведь все-таки жена егоубита. Видите, как он бледен… Ведь он с вами же всю ночь пробыл, ни на минутуне отходил, как же его подозревать?

– Николай Всеволодович, скажите как пред богом, виноваты выили нет, а я, клянусь, вашему слову поверю, как божьему, и на край света завами пойду, о, пойду! Пойду как собачка…

– Из-за чего же вы терзаете ее, фантастическая вы голова! –остервенился Петр Степанович. – Лизавета Николаевна, ей-ей, столките меня вступе, он невинен, напротив, сам убит и бредит, вы видите. Ни в чем, ни в чем,даже мыслью неповинен!.. Всё только дело разбойников, которых, наверно, черезнеделю разыщут и накажут плетьми… Тут Федька Каторжный и шпигулинские, об этомвесь город трещит, потому и я.

– Так ли? Так ли? – вся трепеща ждала последнего себеприговора Лиза.

– Я не убивал и был против, но я знал, что они будут убиты,и не остановил убийц. Ступайте от меня, Лиза, – вымолвил Ставрогин и пошел взалу.

Лиза закрыла лицо руками и пошла из дому. Петр Степановичбросился было за нею, но тотчас воротился в залу.

– Так вы так-то? Так вы так-то? Так вы ничего не боитесь? –накинулся он на Ставрогина в совершенном бешенстве, бормоча несвязно, почтислов не находя, с пеною у рта.

Ставрогин стоял среди залы и не отвечал ни слова. Онзахватил левою рукой слегка клок своих волос и потерянно улыбался. ПетрСтепанович сильно дернул его за рукав.

– Пропали вы, что ли? Так вы вот за что принялись? На всехдонесете, а сами в монастырь уйдете или к черту… Но ведь я вас всё равноукокошу, хоть бы вы и не боялись меня!

– А, это вы трещите? – разглядел его наконец Ставрогин. –Бегите, – очнулся он вдруг, – бегите за нею, велите карету, не покидайте ее…Бегите, бегите же! Проводите до дому, чтобы никто не знал и чтоб она туда неходила… на тела… на тела… в карету силой посадите. Алексей Егорыч! АлексейЕгорыч!

– Стойте, не кричите! Она уж теперь в объятиях у Маврикия…Не сядет Маврикий в вашу карету… Стойте же! Тут дороже кареты!

Он выхватил опять револьвер; Ставрогин серьезно посмотрел нанего.

– А что ж, убейте, – проговорил он тихо, почтипримирительно.

– Фу, черт, какую ложь натащит на себя человек! – так изатрясся Петр Степанович. – Ей-богу бы убить! Подлинно она плюнуть на васдолжна была!.. Какая вы «ладья», старая вы, дырявая дровяная барка на слом!..Ну хоть из злобы, хоть из злобы теперь вам очнуться! Э-эх! Ведь уж всё бы вамравно, коли сами себе пулю в лоб просите?

Ставрогин странно усмехнулся.

– Если бы вы не такой шут, я бы, может, и сказал теперь: да…Если бы только хоть каплю умнее…

– Я-то шут, но не хочу, чтобы вы, главная половина моя, былишутом! Понимаете вы меня?

Ставрогин понимал, один только он, может быть. Был жеизумлен Шатов, когда Ставрогин сказал ему, что в Петре Степановиче естьэнтузиазм.

– Ступайте от меня теперь к черту, а к завтраму я что-нибудьвыдавлю из себя. Приходите завтра.

– Да? Да?

– Почем я знаю!.. К черту, к черту!

И ушел вон из залы.

– А пожалуй, еще к лучшему, – пробормотал про себя ПетрСтепанович, пряча револьвер.

III

Он бросился догонять Лизавету Николаевну. Та еще недалекоотошла, всего несколько шагов от дому. Ее задержал было Алексей Егорович,следовавший за нею и теперь, на шаг позади, во фраке, почтительно преклонившисьи без шляпы. Он неотступно умолял ее дождаться экипажа; старик был испуган ипочти плакал.

– Ступай, барин чаю просит, некому подать, – оттолкнул егоПетр Степанович и прямо взял под руку Лизавету Николаевну.

Та не вырвала руки, но, кажется, была не при всем рассудке,еще не опомнилась.