– Кого же вы обвиняете? – мрачно посмотрел Петр Степанович.

– А тех самых, кому надобно города сжигать-с.

– Хуже всего то, что вы вывертываетесь. Впрочем, не угодноли прочесть и показать другим; это только для сведения.

Он вынул из кармана анонимное письмо Лебядкина к Лембке ипередал Липутину. Тот прочел, видимо удивился и задумчиво передал соседу;письмо быстро обошло круг.

– Действительно ли это рука Лебядкина? – заметил Шигалев.

– Его рука, – заявили Липутин и Толкаченко (то есть знатокнарода).

– Я только для сведения и зная, что вы так расчувствовалисьо Лебядкине, – повторил Петр Степанович, принимая назад письмо, – такимобразом, господа, какой-нибудь Федька совершенно случайно избавляет нас отопасного человека. Вот что иногда значит случай! Не правда ли, поучительно?

Члены быстро переглянулись.

– А теперь, господа, пришел и мой черед спрашивать, –приосанился Петр Степанович. – Позвольте узнать, с какой стати вы изволилизажечь город без позволения?

– Это что! Мы, мы город зажгли? Вот уж с больной-то головы!– раздались восклицания.

– Я понимаю, что вы уж слишком заигрались, – упорнопродолжал Петр Степанович, – но ведь это не скандальчики с Юлией Михайловной. Ясобрал вас сюда, господа, чтобы разъяснить вам ту степень опасности, которую вытак глупо на себя натащили и которая слишком многому и кроме вас угрожает.

– Позвольте, мы, напротив, вам же намерены были сейчасзаявить о той степени деспотизма и неравенства, с которыми принята была, помимочленов, такая серьезная и вместе с тем странная мера, – почти с негодованиемзаявил молчавший до сих пор Виргинский.

– Итак, вы отрицаетесь? А я утверждаю, что сожгли вы, выодни и никто другой. Господа, не лгите, у меня точные сведения. Своеволиемвашим вы подвергли опасности даже общее дело. Вы всего лишь один узелбесконечной сети узлов и обязаны слепым послушанием центру. Между тем трое извас подговаривали к пожару шпигулинских, не имея на то ни малейших инструкций,и пожар состоялся.

– Кто трое? Кто трое из нас?

– Третьего дня в четвертом часу ночи вы, Толкаченко,подговаривали Фомку Завьялова в «Незабудке».

– Помилуйте, – привскочил тот, – я едва одно слово сказал,да и то без намерения, а так, потому что его утром секли, и тотчас бросил, вижу– слишком пьян. Если бы вы не напомнили, я бы совсем и не вспомнил. От слова немогло загореться.

– Вы похожи на того, который бы удивился, что от крошечнойискры взлетел на воздух весь пороховой завод.

– Я говорил шепотом и в углу, ему на ухо, как могли вы узнать?– сообразил вдруг Толкаченко.

– Я там сидел под столом. Не беспокойтесь, господа, я всеваши шаги знаю. Вы ехидно улыбаетесь, господин Липутин? А я знаю, например, чтовы четвертого дня исщипали вашу супругу, в полночь, в вашей спальне, ложасьспать.

Липутин разинул рот и побледнел.

(Потом стало известно, что он о подвиге Липутина узнал отАгафьи, липутинской служанки, которой с самого начала платил деньги зашпионство, о чем только после разъяснилось.)

– Могу ли я констатировать факт? – поднялся вдруг Шигалев.

– Констатируйте.

Шигалев сел и подобрался:

– Сколько я понял, да и нельзя не понять, вы сами, вначале ипотом еще раз, весьма красноречиво, – хотя и слишком теоретически, – развиваликартину России, покрытой бесконечною сетью узлов. С своей стороны, каждая издействующих кучек, делая прозелитов и распространяясь боковыми отделениями вбесконечность, имеет в задаче систематическою обличительною пропагандойбеспрерывно ронять значение местной власти, произвести в селениях недоумение,зародить цинизм и скандалы, полное безверие во что бы то ни было, жажду лучшегои, наконец, действуя пожарами, как средством народным по преимуществу,ввергнуть страну, в предписанный момент, если надо, даже в отчаяние. Ваши лиэто слова, которые я старался припомнить буквально? Ваша ли это программадействий, сообщенная вами в качестве уполномоченного из центрального, носовершенно неизвестного до сих пор и почти фантастического для нас комитета?

– Верно, только вы очень тянете.

– Всякий имеет право своего слова. Давая нам угадывать, чтоотдельных узлов всеобщей сети, уже покрывшей Россию, состоит теперь донескольких сотен, и развивая предположение, что если каждый сделает свое делоуспешно, то вся Россия, к данному сроку, по сигналу…

– Ах, черт возьми, и без вас много дела! – повернулся вкреслах Петр Степанович.

– Извольте, я сокращу и кончу лишь вопросом: мы уже виделискандалы, видели недовольство населений, присутствовали и участвовали в паденииздешней администрации и, наконец, своими глазами увидели пожар. Чем же вынедовольны? Не ваша ли это программа? В чем можете вы нас обвинять?

– В своеволии! – яростно крикнул Петр Степанович. – Пока яздесь, вы не смели действовать без моего позволения. Довольно. Готов донос, и,может быть, завтра же или сегодня в ночь вас перехватают. Вот вам. Известиеверное.

Тут уже все разинули рты.

– Перехватают не только как подстрекателей в поджоге, но икак пятерку. Доносчику известна вся тайна сети. Вот что вы напрокудили!

– Наверно, Ставрогин! – крикнул Липутин.

– Как… почему Ставрогин? – как бы осекся вдруг ПетрСтепанович. – Э, черт, – спохватился он тотчас же, – это Шатов! Вам, кажется,всем уже теперь известно, что Шатов в свое время принадлежал делу. Я долженоткрыть, что, следя за ним чрез лиц, которых он не подозревает, я, к удивлению,узнал, что для него не тайна и устройство сети, и… одним словом, всё. Чтобыспасти себя от обвинения в прежнем участии, он донесет на всех. До сих пор онвсё еще колебался, и я щадил его. Теперь вы этим пожаром его развязали: онпотрясен и уже не колеблется. Завтра же мы будем арестованы, как поджигатели иполитические преступники.

– Верно ли? Почему Шатов знает?

Волнение было неописанное.

– Всё совершенно верно. Я не вправе вам объявить пути мои икак открывал, но вот что покамест я могу для вас сделать: чрез одно лицо я могуподействовать на Шатова, так что он, совершенно не подозревая, задержит донос,– но не более как на сутки. Дальше суток не могу. Итак, вы можете считать себяобеспеченными до послезавтраго утра.

Все молчали.

– Да отправить же его наконец к черту! – первый крикнулТолкаченко.

– И давно бы надо сделать! – злобно ввернул Лямшин, стукнувкулаком по столу.

– Но как сделать? – пробормотал Липутин.