Женщина осуждающе покосилась на него. В руке у нее быловсего два патрона, которых, судя по ценникам, хватало как раз только на мох.Заметив, что Артем смотрит на ее скромный капитал, женщина спрятала кулак заспину. — Нечего здесь! — злобно огрызнулась она. — Сам покупать не собираешься,так и вали отсюда! Не все миллионеры! Чего пялишься?

Артем хотел было ответить, но засмотрелся на ее сына. Тотбыл очень похож на Олега — такие же бесцветные хрупкие волосы, красноватыеглаза, вздернутый нос. Мальчик взял большой палец в рот и стеснительноулыбнулся Артему, глядя на него чуть исподлобья.

Тот почувствовал, как помимо его воли губы расползаются вулыбке, а глаза набухают слезами. Женщина перехватила его взгляд ивзбеленилась. — Извращенцы лешие! — сверкая глазами, взвизгнула она. — Пойдем,Коленька, сынок, домой! — она потащила мальчика за руку. — Подождите! Постойте!

Артем выдавил из запасного рожка своего автомата несколькопатронов и, догнав женщину, отдал их ей. — Вот… Это вам. Коле вашему. Та недоверчивовзглянула на него, потом ее рот презрительно скривился. — Что же ты думаешь, запять патронов такое можно? Чтобы своего ребенка?!

Артем не сразу понял, что она имела в виду. Наконец до негодошло, и он раскрыл было рот, чтобы начать оправдываться, но так и не смогничего выдавить, а просто стоял, хлопая глазами. Женщина, довольнаяпроизведенным эффектом, сменила гнев на милость. — Ладно уж! Двадцать патроновза полчаса.

Так и не сумев ничего выговорить, Артем потряс головой,развернулся и чуть ли не бегом бросился прочь. — Жлоб! Ладно, давай хотя быпятнадцать! — прокричала ему вслед женщина. Ульман стоял все там же, беседуя очем-то с продавцом. — Ну так, как насчет крыски, не надумали? — учтивопоинтересовался хозяин, завидев возвращающегося Артема.

Еще немного — и его вырвет, понял Артем. Потянув Ульмана засобой, он поспешил ретироваться со станции. — Отчего такая спешка? — спросилтот, когда они уже шагали по туннелю в направлении Белорусской.

Стараясь справиться с подступающим к горлу комком, Артемрассказал, что произошло. На Ульмана его история особого впечатления непроизвела. — А что? Жить же как-то надо, — отозвался он. — Зачем такая жизньвообще нужна? — Артема передернуло. — У тебя есть предложения? — Ульман пожалсвоими широкими плечами. — Да в чем смысл такой жизни? Цепляться за нее,терпеть всю эту грязь, унижения, детьми своими торговать, мох жрать, радичего?!

Артем осекся, вспомнив Хантера — как тот говорил проинстинкт самосохранения, про то, что будет изо всех сил, по-звериному боротьсяза свою жизнь и за выживание остальных. Тогда, в самом начале его слова зажглив Артеме надежду и желание бороться, стремления пытаться изменить мир, как талягушка, которая своими лапками сбила молоко в крынке, превратив его в масло.Но сейчас почему-то более близкими казались слова, произнесенные отчимом. —Ради чего? — передразнил его Ульман. — Ты что же, парень, «ради чего» живешь?

Артем пожалел, что вообще ввязался в этот разговор. БойцомУльман, надо отдать ему должное, был отменным, но собеседником казался не оченьинтересным. И спорить с ним по поводу смысла жизни Артему казалось деломотчаянным и бесполезным. — Да, лично я — «ради чего», — угрюмо ответил он, невыдержав. — Ну и ради чего? — рассмеялся Ульман. — Ради спасения человечества?Брось, это все ерунда. Не ты спасешь — так кто-нибудь другой. Я, например, — оносветил фонарем свое лицо, так, чтобы Артему было его видно, и состроилгероическую гримасу. Артем ревниво посмотрел на него, но одумался и ничего несказал. — И потом, — продолжил боец, — не могут же все ради этого жить. — Ну икак тебе оно — жизнь без смысла? — Артем постарался задать этот вопросиронично. — Как это без смысла? У меня он есть — тот же, что и у всех. Ивообще, эти поиски смысла жизни обычно на период полового созреванияприходятся. Это у тебя, кажется, что-то затянулось.

Его тон был не обидным, а озорным, так что надуваться Артемне стал. Вдохновленный своим успехом, Ульман продолжил разглагольствовать. — Ясебя хорошо помню, когда мне семнадцать было. Тоже все пытался понять — как,зачем, какой смысл. Потом это проходит. Смысл, брат, в жизни только один —детей заделать и вырастить. А там уж пусть они этим вопросом мучаются. Иотвечают на него, как могут. На этом-то мир и держится. Вот такая теория, — онснова засмеялся. — Ну а со мной ты зачем идешь? Жизнью рискуешь? Если ты неверишь в спасение человечества, тогда что? — спустя некоторое время спросилАртем. — Во-первых, приказ, — строго сказал Ульман. — Приказы не обсуждаются.Во-вторых, если ты помнишь, детей недостаточно сделать, их надо вырастить. Акак я их буду растить, если их ваша шушера с ВДНХ сожрет?

От него исходила такая уверенность в себе и своих силах, аего картина мира была так соблазнительно проста и слаженна, что Артему даже незахотелось с ним дальше спорить. Наоборот, он почувствовал, что боец вселяет ив него уверенность, которой ему не хватало.

Как и говорил Мельник, туннель между Маяковской иБелорусской оказался спокойным. Правда, что-то ухало в вентиляционных шахтах,но зато мимо пару раз прошмыгнула вполне нормальных размеров крыса, и Артема этоуспокоило. Вообще же, перегон был на удивление коротким — не успели доспорить,как впереди показались огни станции.

Соседство с Ганзой сказывалось на Белорусской самымположительным образом. Это было видно сразу — хотя бы по тому, что по сравнениюс Маяковской или Киевской она довольно хорошо охранялась — за десять метров довхода был сооружен блок-пост: на мешках с грунтом стоял ручной пулемет, асторожевой наряд состоял из пяти человек.

Проверив документы (вот и пригодился новый паспорт), у нихвежливо спросили, не из Рейха ли они будут. Нет-нет, заверили Артема, противРейха здесь никто ничего не имеет, станция торговая, соблюдает жесткийнейтралитет, здесь в конфликты между державами — так начальник караула называлГанзу, Рейх и Красную линию — не вмешиваются.

Прежде чем продолжать свой путь по Кольцу, Артем с Ульманомрешили все же отдохнуть и перекусить. Сидя в богатой и даже с некоторым шикомобставленной закусочной, в придачу к превосходно приготовленной и при этомудивительно недорогой отбивной Артем получил и полную информацию о Белорусской.Сидевший за столом напротив круглолицый блондин, представившийся ЛеонидомПетровичем, за обе щеки уплетал грандиозных размеров яичницу с беконом, а когдау него освобождался рот, с удовольствием рассказывал о своей станции.