Перед глазами встало лица Михаила Порфирьевича, Данилы,Третьяка, сведенное судорогой и покрытое пеной страшное лицо погибшего отядовитой иглы бойца. За что они погибли? Почему сам он смог выжить? Что далоему эту возможность, это право? Артем пожалел, что рядом с ним сейчас нетУльмана, который одной насмешливой репликой рассеял бы его сомнения. Разница междуними была в том, что путешествие по метро заставило Артема смотреть на мирсквозь некую многогранную призму, а Ульмана его суровая жизнь научила глядетьна вещи проще — через прицел снайперской винтовки. Неизвестно, кто из них двоихбыл прав, но поверить в то, что на каждый вопрос может быть всего один,истинный ответ, Артем уже не мог.

Вообще в жизни, и особенно в метро все было нечетким,изменяющимся, неабсолютным. Сначала ему объяснил это Хан — на примерестанционных часов. Если такая основа восприятия мира, как время, оказываласьнадуманной и относительной, то что же говорить о других «непреложных»представлениях о жизни?

Все — от голоса труб в туннеле, через который он шел, сияниякремлевских звезд и до вечных тайн человеческой души имело сразу несколькообъяснений. И особенно много ответов было на вопрос «зачем?». Все — от людоедовс Парка Победы до бойцов бригады имени Че Гевары — знали, что ответить. Укаждого — сектантов, сатанистов, фашистов, философов с автоматами, вроде Хана —были свои ответы. И именно поэтому Артему было трудно выбрать и принять один изних. Встречая каждый день еще один, он не мог заставить себя поверить в то, чтоименно он — истинный, потому что назавтра мог возникнуть новый, более точный ивсеобъемлющий.

Кому верить? Во что? В Великого червя — людоедского бога,перекроенного из поезда, заново населяющего бесплодную выжженную землю, вгневного и ревнивого Иегову, в его перевернутое вверх ногами отражение —Сатану, в победу коммунизма во всем метро, или в превосходство курносыхблондинов над курчавыми смуглыми брюнетами? Что-то подсказывало Артему, чтоникакого различия между этим не было. Вера была просто палкой, котораяподдерживала человека, не давая ему оступиться, и помогая подняться на ноги,если он споткнулся и упал. Когда он был маленьким, его рассмешила историяотчима про то, как обезьяна взяла палку в руки и стала человеком. С тех пор онаее уже не выпускала, из-за этого так и не распрямившись до конца, думал онсейчас.

Он мог понять, почему и зачем человеку нужна была эта опора.Без нее жизнь становилась пустой, как заброшенный туннель. В ушах Артема всееще отдавался отчаянный крик дикаря с Парка Победы, узнавшего, что Великийчервь — всего лишь выдумка жрецов его народа. Нечто похожее он чувствовал исам, узнав, что и Невидимых Наблюдателей не существует. Но ему отказ отНаблюдателей, Червя и других богов метро давался намного легче.

В чем же дело? Значит ли это, что он не такой, что онсильнее, чем остальные? Артем понял, что он лукавит. Палка была и у него вруках, и он должен набраться смелости, чтобы признать это.

Опорой ему служило сознание того, что он выполняет заданиеогромной важности, что на кон поставлено выживание всего метро, и что этамиссия не случайно была поручена именно ему. Сознательно или нет, Артем во всемискал доказательства того, что он был избран для исполнения этого задания, ноне Хантером, а кем-то или чем-то другим. Уничтожить черных, избавить от нихсвою родную станцию, близких людей, помешать тому, что они разрушат метро. Этобыла задача, достойная того, чтобы стать стержнем его жизни. И все, что с нимслучилось во время его странствий, доказывало только одно — он не такой, каквсе. Ему предуготовано что-то особенное. Именно он должен был стереть впорошок, истребить нечисть, которая в противном случае сама расправилась бы состатками человечества. Пока он шел по этому пути, верно истолковываяпосылаемые ему знаки, его воля к успеху гнула реальность, играла состатистическим?? вероятностями, отводя пули и отталкивая чудовищ и врагов, асоюзников заставляя появляться в нужное время и в нужном месте. Как иначепонять, почему Данила отдал ему план расположения ракетной части, а сама этачасть чудом не была уничтожена десятки лет назад? Как еще объяснить то, чтовопреки здравому смыслу он встретил Антона — одного из немногих, а может,единственного выжившего ракетчика широкого профиля на все метро? Вкладывая вруки Артема могучее орудие и посылая ему человека, который поможет ему нанестисмертельный удар по необъяснимой и беспощадной силе, сокрушить ее? Какистолковать его чудесные спасения из самых отчаянных ситуаций? Пока он верил всвое предназначение, он был неуязвим, хотя ступающие рядом с ним люди гиблиодин за другим.

Его мысли соскользнули на сказанное Сергеем Андреевичем наПолянке — про судьбу и сюжет. Тогда эти слова толкнули его вперед, словноновая, смазанная пружина, вставленная в изношенный проржавевший механизмзаводной игрушки. Но вместе с тем, они были ему чем-то неприятны. Может,оттого, что его теория лишала Артема свободной воли, и если бы он пошел теперьвперед — то не следуя собственному решению, а покоряясь сюжетной линии своейсудьбы. А с другой стороны — как можно было после всего произошедшего с нимотрицать существование этой линии? Теперь он не мог уже больше поверить в то,что вся его жизнь — только цепь случайностей. Слишком много пройдено уже, и сэтой колеи нельзя так просто сойти. Если он зашел так далеко, он должен идти идальше — такова неумолимая логика его пути. И главное, ему совсем этого нехотелось. Сейчас уже поздно сомневаться, и нельзя уже отвернуться и двинутьсяобратно. Он должен идти вперед, даже если это означает ответственность нетолько за его собственную жизнь, но и за жизнь других. Эти жертвы не напрасны,он должен их принимать, он должен пройти свой путь до конца и закончить то,ради чего он оказался в этом мире. Это и есть его судьба.

Как же ему раньше не хватало этой ясности в мыслях, удивилсяАртем. Сомневался в своей избранности, отвлекался на глупости, все времяколебался, хотя ответ всегда был рядом. Прав был Ульман: усложнять жизнь ни кчему.

Он шел, бодро печатая шаг. Никакого шума из труб он так и неуслышал: словно в подтверждение его слов в туннелях до ВДНХ вообще невстретилось ничего опасного. Однако все время Артему попадались люди, идущие кПроспекту Мира: он двигался наперекор потоку несчастных, загнанных людей,бросивших все и бегущих от опасности. Они озирались на него, как насумасшедшего: он один шел в самое логово ужаса, в то время как остальныестарались покинуть проклятые места. Ни у Рижской, ни у Алексеевской дозоров небыло. Погрузившись в свои мысли, Артем сам не заметил, как подошел к ВДНХ, хотяи прошло не меньше двух часов.

Ступив на станцию и оглядевшись вокруг, он невольновздрогнул — до того она напоминала ему ту ВДНХ, которую он видел в своихкошмарах. Половина освещения не работала, в воздухе стоял запах пороховой гари,а где-то в отдалении слышались стоны и надрывный женский плач.