низкие дымные тучи, раскачиваются сосны. Холодно. На веранде даже стекла запотели. Но в доме тепло и уютно. T.М. копошится в кухне. (Заходил Коп, скоро ушел к Белоконю: Муська и Боб сегодня уехали в город. Фира плоховата; невесело у них…) В 6.30 неожиданно героические «мыши» [Анна Максимовна и Ириша] пришли по дождю проститься. В заботах об укладке и отъезде, ушли в 8. С Алей и T.М. втроем тихое чаепитие. Грусть о «мышах» и всем оканчивающемся. Аля пошла продолжать заниматься. Мы с T.М. сидим читаем (начал «Третью охоту» Солоухина). Конец вечера втроем в тепле и тишине.

8 сентября.

Понедельник. В 7 часов утра нежданная, надорвавшая душу и сердце стычка с Алей на почве заболевания Тиши. Полдня оба под впечатлением от нее и в беспокойстве за Тишу. После обеда, закутанные в пледы, сидим у времянки в лучах солнца, яркого, но почти не греющего. Тут же и T.М., и кошки, и Наталья Васильевна, дрессирующая Стаську. Подошла и Фира с покупками, и Копель с работы, голодный, худой, усталый.

С утра дул сильный ледяной ветер, неслись рваные, низкие тучки, стлались бегучие тени, а сейчас в бледной безмятежной синеве медленно плывут белоснежными клубами редкие облака. Стихийный ветерок перебирает желтеющую листву клена. В 5.30 Аля прытко затопила печку, ушла в спальную — работать. Я — сел, записал эти строчки.

9 сентября.

Вторник. Чудесное утро. Аля готовит еду в поход. В 11 — Сережа: едем в Куремяэ. В Йыхве покупка лака для крыши. Аля весело болтает с Сережей. Быстро промелькнула дорога: на взгорье впереди маковки монастыря. На скамейке, в тени, перед входом в собор. Аля — бледная: головная боль (скрыла ее дома и в пути). Нигде ни души, только одна монашка, проходя, спросила: «Что вам? Посмотреть?» Успокоенная, ушла, переваливаясь на старых ногах. У матушки Силуаны. Ее привечание нас: «Дорогие гости!» Кисти винограда на столе, хлеб, книжки. Тут же очередная «молитвенница» с чемоданчиками. Ушла, принесла 2 котелка: обед матушке. Пока кушала, мы на скамейке под березой у домика ее.

Воздух возносящий, врачующий — как родник. Солнце, синь неба, купола, ласточки. Безбоязненно, медленно пролетевший около нас голубь. Старушка с посошком: «Рай на яви… какой еще надо юг?! — Показала вокруг: — Вот вам юг, вот юг!» Ушла за угол; и опять — ни души. Молчание. Тишь великая. Чистота Божия. Я — Але: «Пройдет боль головы — не может не пройти здесь!» Плывущий встречь тучек собор-корабль. Клонятся купола в поклоне Божиему синему небу, зеленеющей лесами до края земле родной…

Вернулись к матушке. «Без Бога, веры нельзя; самоубийств сколько!»; «Мысли о смерти — полезные мысли»; «Страх — так и надо…» По поводу моего «зла» — с соболезнованием: «Неудивительно, сколько всякого вокруг „такого человека“; все злое стремится завладеть»; «Надо искать помощи, чаще — причастие»; «Наставника надо…»; «Без помощи очень трудно». <…> У колодца с крестом надпись: «нажмите кнопку — пойдет вода». Эмалированная тарелка, в ней кружечка опрокинутая. Аля — пальчики, лоб — свежесть. Чудотворный воздух дубовой рощи. Много желудей в траве. Сжатое поле. Тропка сквозь заросли — под обрыв, к тети Фениной избушке. «Старый Волк» копошится в уголке у печки. Радость, поцелуи, благодарности… Усохло тело, лик — глаза; живые мощи; но — терпение, добро, ясность ума и даже шутка над собой… «„Старый волк“ нынче сдал: ни в лес, ни дрова — не могу: одышка…», «кабы не одышка, я еще сильная, могу сломать дерево…», «меня не обидишь, — это про пущенную жить тоже одинокую женщину, — я как топну!» Налила Але стаканчик чаю. Закурили. (Гроб заготовлен на чердаке, и могилка с крестом ожидает на кладбище.)

Время шло, надо идти; и этому часу конец… Проводила до дороги — все кланялась вслед. Было уже 3 часа. Сережа [Кротов] дремлет в машине над книжкой.

У святого источника. Монетки светятся на дне «крынычки». Домик-купальня над деревянным срубом, где водица родничка в сумерках светлая, холодная, молчаливая. Широкая скамья, деревянные ступеньки ведут в воду. Под кустиками, на камнях у края сжатого поля — завтрак. Диакон с собакой прошли мимо. Выехали на шоссе. Вновь прощание со Святой горой, главами собора. До свиданья ли? Окружной дорогой в заветные Сережины боры. Часок — по грибы. Буреют папоротники. Пресный свежий дух лесного осеннего предвечерья; увядающий багульник, темные травы. В Йыхве поиски игрушек для Стаськи — ему сегодня полтора года. В сумерках подъехали в дому Сережи. Обед. Уютный, добрый (без пьянства!). Встречают веселые псы. Чета Сережиных друзей — добрых, простых, милых людей. Михаил Федорович с красавицей дочкой. Копел, терзающий, крушащий цыплят табака, не поддавшихся огню и сильно огорчивших этим Валюшку-хозяйку. Появление за нами некоего очередного Копелева усть-нарвского вассала — мужчины красивого, умного, но несомненного хищного и сильно донжуанистого. В 11 часов вечера (по темноте) дома.

День благостный, счастливый, «Божий» (Аля). (Рассматривание игрушек Стаськиных: все в умилении, особенно от маленького поезда.)

10 сентября.

Среда. Утром Сережа привез купленный вчера лак. Сидим на веранде. Безоблачный, солнечный день. Аля демонстрирует свой маленький магнитофон. Рассказы о микропередатчиках. Около 2-х появление Стрижевой с Василием Платонычем. Обедали, уехали в 6. Впечатление доброжелательства и приязни (обсуждение всякого рода проблем).

В 7 Ирина из Нарвы. Плохо себя чувствует. Я тоже «дрожу» (филармонические дела и озяб на веранде). Рассказы о Киеве, Анне… Сумерки. Ирина решается остаться ночевать. Вечер «бабьего» уюта: стелется ей постель, жарятся собранные вчера грибы, принимаются всякие лекарства на ночь.

Ходит взад-вперед Кисаня, Тихон спит у обогревателя в уголке. Пьется чай…

11 сентября.

Четверг. Ночью небольшая тревога с моим брюхом. Ирину «топтал» Тишка: ведь она заняла его место на диване. Встали в 9 часов. Все хорошо, но у Али приступ головы. Очень сильный. Легла на раскладушке на веранде. Глаза больные… Ирина с ней рядом, вяжет. Я — записал дни. 1 час дня. Тепло. Мягкий ветерок тянет откуда-то с юга. С 1 до 2 слушал Восьмую Глазунова. До обеда с Ириной под верандами. Теплынь. Аля спит, накрывши голову подушкой. Стасик изволит почивать под сиренью. Поэтому на участке тишина. После обеденного сна застал Иришу и Алю у «бассейна». Ирина рисует уголок участка. К 5-ти с Ириной, втроем, к главному крыльцу, в травку. День клонится к вечеру. В тишине на соседних хуторах перекликаются, «отпевают день петухи» (Бунин). Похолодало. На закате мохнатое солнце, дрожа лучиками, зажгло в кронах сосен золотую паутину. Над забором