в косом луче «толкут мак» комары-толкуны. Подъезжал Анте. Появился, притопал в одиночестве самостоятельно, Стаська. Полез к Але. У нее на коленях вдруг превратился в нормального, нежного, сосредоточенного, тихого ребенка. Только у Али в руках могло такое статься: куда девалось захватничество, разрушительство, грубая крикливость! Даже во мне проснулась к нему теплая приязнь, за что мысленно возблагодарил Бога… даже повозил ему его цыпленка на колесиках. Подгребли и обе бабушки, расселись на крыльце. Приехал с работы Коп, умилялся, улыбался.

Вечером ужин у нас, с Копом и Ириной (кура и пр.). Звонила матушка: завтра день Александра Николаевича (батюшки). Приглашают. Как быть? Приедут завтра Янсонсы, и нужен А.Н. подарок… и Аля больна…

12 сентября.

Пятница. Тяжкий день: Алена с утра — к зубному врачу. Захватив на обратном пути такси, поехала в Нарву искать подарок для А.Н. и Синёва, отсутствовала долго. Сама сказала, что устала очень (еще не в порядке голова и давление). Мы с Ириной под верандами: она вяжет, я жду, жду Алю, с болью за нее. Вернулась к 2-м. День жаркий, ясный, в тревожном порывистом ветре. После обеда Аля закрылась в спальной — спать. Я — на диване лежу, молю Бога о тишине. Поминутно смотрю на часы; в 6-м часу должны прибыть Янсонсы… успеет ли Аля отдохнуть? Вдруг, как гром в ясном небе, Безрученки всем кланом и опять с собакой (думал, лопнет сердце). Но Бог милостив: Аля появилась, голове стало лучше, рассадила их на большом крыльце, предупредила о приезде Арвида, а Арвид с семейством, к счастью, прибыли только в 8-м часу. Безрученки отбыли. «Die Familie» [семья] пошла опосредствовать дом, исходила восторгами и восклицаниями, приветствовала «героя стройки» — Копеля. Стол был накрыт у дивана. Ужинали в тепле и простоте. Конечно, много «толкли» о том, как надо дирижировать, какой техникой, как плох Симонов, Кондрашин и пр., и пр. Не обошлось и без ауры. Но на сей раз все это не раздражало меня; ведь большой кусок жизни прожит с Арвидом, сегодня тоже уже старым и не чужим мне… Отбыли около 11 на своем красавце «мерседесе», предварительно продемонстрировав на вмонтированном в машине магнитофоне Седьмую симфонию Брукнера в записи Арвида и ослепив ночной мрак и спящие сосны, а также Мишкины окна гигантской силы прожектором.

13 сентября.

Суббота. Нездоровится. Чувствую сердце, верно итог вчерашнего напряжения. С утра Аля уехала за молоком. Я накрепко и надолго заснул в спальной. Проснулся — все нездоровится. День сегодня серый, с ледяным ветром. К Алене приехали ученицы: Мичурина и еще какая-то. С ними она до начала 4-го часа сидела на веранде и, как всегда, когда касается дело флейты, — исключенная из всего окружающего, неотрывно чинила инструмент Мичуриной. Я записал дни. Заходил Коп, приглашал к ним: празднуется полуторагодовалый юбилей Стаськи. С ним поели так называемых Тамариных вареников. Аля с девочками пришла обедать позже, а именно — в 4 часа. Сейчас 4 час. 20 минут, судя по тому, что слышу в голосе Алены, разговаривающей с девочками в кухне, — обедают, ей, слава Богу, лучше.

В 5-м часу у Копелей обед. <…> Аля ушла проводить своих девочек, мне все же пришлось пойти, дабы избежать ссоры с Фирой и Копом. Пока я там, Аля пришла домой очень измученная. Сидит с Ириной. Вечером от Копа зашли к нам душевнейшие Сережа и Валюшка условиться о поездке за грибами. Проводил их к машине. После чего втроем слушали «Онегина». Слушал потрясенный (Петр Ильич!!! А.И. Орлов! Рейзен! А. Иванов!). И передачу США. Перед сном — уже в постельке — Аля запустила свой магнитофончик с записанной моей игрой на рояле (когда учил Четвертую Брамса в Комарове). Ирина ночует.

14 сентября.

Воскресенье. Тихо. Беспросветно серо. Мозгло. После завтрака сплю (очень нездоровится после вчерашней водки у Копа, ноет желудок опять…). Полеживал до самого обеда. Иришка прибирает комнаты, потом помогает на кухне, жарит рыбу. T.М. «рожает» пирог с яблоками. Алена тоже копошится (на веранде за швейной машинкой), но напряженно вздрагивает, видимо с болью нервов, в итоге последних действительно тяжелых дней (голова, гости, ученицы…).

Прошел небольшой дождь. В 5 отбыла Ирина: в Нарву, а оттуда в город насовсем. Грустно, но, как и все, неизбежно. Аля проводила ее до Линде. В 7 час. пошли с ней к Синёвым отнести подарок (лампу Александру Петровичу). У них все уложено, прибрано. Комнаты опустошены, тоже уезжают завтра насовсем в Силламяэ. Но было у них, как всегда, тепло и по-родному: прощальная бутылка шампанского, сумерки, семья, арбуз, очередные горячие дебаты А.П. с его «девочками» в связи с намерением купить домик. Антонина Васильевна и Наденька проводили нас до аптеки. Домой мы пришли после 9-ти. Темно, зажжены по улочкам фонари. Безлюдье. Брехают собаки. Туда шел с очень большим трудом: задыхался в одышке. Домой шлось много легче: не курил у Синёвых. Куренье. Куренье. Куренье… У нас на кухне чаепитие: Аля, Фира, Нат. Вас. Тепло, светло. Легли и уснули в 11.

15 сентября.

Понедельник. Начало последней… нашей недели. Серый, но высокий день. Свежо. Иногда солнце. Сильный ветер. После завтрака Аля затопила печку и — за молоком на велосипеде. Я записал дни. С трудом и неохотой. Пришел и улегся рядом на своем пледе Тишка. 12.15 — приехала: слышу, вносит велосипед на веранду. Рассказала: ехал с ней рядом, кружил вокруг цыганенок на полусамодельном велосипеде с соплюхой на губе. Расспрашивал про Аленину машину, на повороте — кувыркнулся. Приехала бодрая. Вопреки всякому здравому смыслу, появилась у нас Нора; мы сами, побуждаемые непосредственным порывом сентиментальности, помахали ей в окно. Я внутренне пожалел об этом, и пока она с Алей болтала на кухне (довольно натянуто), я — у себя — разобрал папку «лето 1975 года». Затем Аля ушла в спальную заниматься, а я у своего окошка на диване с неизменным томиком Бунина. Приехал Сережа со стекольщиком (вставлять 3-ю раму нам в спальную), принесшим на крыльцо гигантское стекло из сарая, которое он стал резать без линейки, будто это было не стекло, а масло.

Тем временем Т. Мих. на кухне пытается изготовить блины. После ряда трагедий, консультаций с Алей, отчаяния чуть не до слез — блины из блинной муки наконец были изготовлены, и в 6 часов вечера мы сели за стол! Блины, хоть и холодноватые и бледноватые, шли великолепно, сдобренные сметаной, селедкой, красной икрой (!) и горячими рублеными яйцами, и напоминали давно минувшие времена…