Взгляд Ламара вновь вернулся к банке пива или чему-то на неепохожему – не разобрать. Казалось, вечность они так сидели и слушали негромкиевыстрелы дождевальной установки. Время от времени Ламар встряхивал головой ипытался что-то сказать. Митч улыбался неловкой нервной улыбкой, вовсе неуверенный, что нужно что-то говорить.

– Ламар, мне очень жаль, – решился он наконец. Повернувголову, тот посмотрел на Митча.

– Мне тоже.

– Я не знаю, что еще сказать.

Взгляд Ламара снова оторвался от непонятного предмета, онповел головой в сторону гостя. Мокрые волосы лезли ему в глаза, красные исовершенно больные.

– Да, понятно. Но говорить действительно нечего. Очень жаль,что все это произошло именно сегодня. Не хочется приниматься за ужин.

– А уж об этом тебе и вовсе не стоит беспокоиться. Ни окаком ужине я и думать сейчас не могу.

– Ты их помнишь? – спросил Ламар, смахивая с губ капелькиводы.

– Помню Козински, Ходжа – нет.

– Марти Козински был одним из моих лучших друзей. Он изЧикаго. Пришел в фирму за три года до меня и вот-вот должен был статькомпаньоном. Опытнейший юрист, мы все им восхищались. Пожалуй, лучший посредникфирмы, блестяще вел переговоры, он не поддавался никакому давлению.

Ламар вытер брови, уставился глазами в землю. Когда он вновьзаговорил, то стекающая с кончика носа вода заметно исказила его произношение.

– Трое детей. Его девочки-близнецы всего на месяц старшенашего сына, они всегда играли вместе…

Он не сдержался и заплакал, закусив нижнюю губу и прикрывглаза.

Митч почувствовал себя совсем неловко, ему захотелось уйти.Он отвел глаза в сторону.

– Мне очень жаль, Ламар. Очень.

Ламар взял себя в руки, но слезы еще текли по щекам. Митчразыскивал взглядом кран, он дважды собирался попросить разрешения закрытьводу, и оба раза решал потерпеть еще, если уж Ламар терпел. Вдруг этодействительно поможет? Он посмотрел на циферблат – часа через полтора стемнеет.

– Это был несчастный случай? – спросил он.

– Мы знаем очень немного. Они ныряли с аквалангами, и налодке произошел взрыв. Инструктор, местный житель, тоже погиб. Сейчас пытаютсяперевезти их тела сюда, домой.

– А что с их женами?

– Они, слава Богу, дома. Это была деловая поездка.

– Никак не вспомню, как выглядел Ходж.

– Ходж был высоким блондином, не очень-то разговорчивым.Таких часто встречаешь, но никогда не можешь запомнить. Заканчивал Гарвард, каки ты.

– Сколько ему было лет?

– И ему и Козински было по тридцать четыре. Он бы сталкомпаньоном сразу после Марти. Они были дружны. Собственно, все мы оченьдружны, особенно сейчас.

Обеими руками он откинул волосы со лба на затылок, встал,прошел туда, где было сухо. Вода стекала с него ручьями. Он остановился рядом сМитчем, тупо глядя на крыльцо соседей.

– Ну, как “БМВ”?

– Замечательно. Отличная машина. Спасибо, что позаботился.

– Когда ты приехал?

– Сегодня утром.

– А дама приходила? Специалист по интерьерам?

– О, да. Эбби с ее помощью потратила всю мою зарплату заследующий год.

– Это хорошо. И дом у тебя хороший. Мы рады тебе, Митч.Извини, что так получилось. Тебе здесь понравится.

– Тебе не за что извиняться.

– Мне по-прежнему не верится. Столбняк напал. Становитсянехорошо, как подумаю о его жене и детях.

Пусть меня лучше отстегают хлыстом, но к ним я сейчас простоне в состоянии идти.

Во двор дома вышли женщины и направились к бассейну. Кэйзавернула кран, струйки воды перестали бить в небо.

Вместе с потоком машин они двигались в направлении центра,на запад, прямо в заходящее солнце. Они держались за руки и молчали. Митчоткрыл лючок в крыше автомобиля, опустил стекла. Эбби, покопавшись среди старыхкассет в бардачке, вытащила Спрингстина, вставила в стереомагнитолу. Звучаниебыло великолепным. Новая, поблескивающая в последних лучах солнца машинастремительно неслась вперед, к реке. Вместе с сумерками на летний Мемфиснаваливалась душная густая влажность. Оживали площадки для игры в софтбол: наних выходили команды упитанных мужчин в обтягивающих трико и ярких майках,размечали поле, готовясь вырвать друг у друга победу. Набитые подросткамиавтомобили резко тормозили у придорожных забегаловок, где можно было выпитьпива, потрепаться, познакомиться с новыми подружками.

Митч начинал улыбаться. Он старался выбросить из головыЛамара, Козински и Ходжа. Чего грустить? Они же никогда не были его друзьями.Ему, конечно, было жаль их семьи, но ведь он никогда даже не видел их. А унего, Митчела И. Макдира, простого парня без роду, без племени, было все, чтобыощущать себя счастливым: красавица-жена, новый дом, новый автомобиль, новаяработа, новенький диплом Гарвардского университета. Блестяще организованный уми крепкое тело, которое не набирало веса и не требовало долгого сна для отдыха.Восемьдесят тысяч в год, на первых порах. Через два года он перевалит за стотысяч, и все, что для этого требуется, – работать по девяносто часов в неделю.Да это смахивает на благотворительность!

Автомобиль свернул на заправку. Митч залил бак Доверху,расплатился, купил в придачу шесть пачек кукурузных хлопьев. Эбби тут жевскрыла две. “БМВ” опять влился в общий поток. Тоска ушла.

– Поужинаем где-нибудь? – спросил он.

– Надо бы переодеться, – ответила Эбби. Митч окинул взглядомее стройные загорелые ноги. Эбби была в белой юбке выше колен и в белой жеблузке, все – из хлопка. Сам Митч сидел за рулем в шортах, шлепанцах ивыгоревшей на солнце черной майке.

– С такими ногами, как у тебя, мы бы прошли в любой ресторанНью-Йорка. Как насчет “Рандеву”? Для него мы одеты?

– Отличная мысль.