Я шла тенистой аллеей, испытывая неприятное чувство, что замной наблюдают. Ничего подозрительного не происходило, так что оставалосьгадать: то ли мое воображение со мной шутит и я сама себя пугаю, то ли все ещевпереди. На улице я понемногу приободрилась: ярко светило солнце, торопливо шлинавстречу люди, в сквере за углом громко смеялись дети. Жизнь шла своим путем…

Катков не знает, что мы ночевали у Ильи, утешила я себя, авозможность случайной встречи в большом городе весьма невелика. Я пересекласквер и вышла к Соборной площади. Слева размещалось кафе, по случаю жары столывынесли на тротуар, укрыв полосатыми зонтиками. Я села за пустой столик изаказала большую порцию мороженого, чувствуя себя почти в безопасности: средисотен тысяч горожан я как иголка в стоге сена. Излишняя самоуверенность до добране доводит, очень скоро я смогла в этом убедиться.

Сначала я увидела машину, номер я запомнила еще у церкви ипотому сразу же узнала. Циркач медленно проехал мимо, вроде бы даже не глядя вмою сторону, затем сдал назад и припарковал машину прямо под знаком “Стоянказапрещена”.

Как видно, таким мелочам он значения не придавал.

Поначалу я растерялась, но длилось это недолго, я смоглабыстро справиться с ненужным волнением, ела мороженое и лениво разглядываларедких посетителей кафе. Циркач возник в поле моего зрения и сказал:

— Здравствуйте, Анжелика Станиславна.

— Здравствуйте, — с готовностью ответила я илучезарно улыбнулась. Парню надо было помочь, потому, продолжая улыбаться, яспросила неуверенно:

— Вы приятель Ильи Сергеевича? Он нас знакомил?

— В общем, да, — широко улыбнулся мне СерегаПравдин и сел напротив, поинтересовавшись при этом:

— Можно?

— Конечно, конечно, — заверила я, разглядывая егос таким видом, точно пыталась вспомнить.

Сегодня он был в светлых брюках, легких ботинках и зеленойтрикотажной рубашке. Короткая стрижка и темные очки делали его родным братомвсех молодых людей в этом сезоне. Впрочем, выглядел он вполне прилично. ИльеСергеевичу, конечно, и в голову бы не пришло выбрать такую рубашку, но уТарханова было счастливое детство. В общем, Циркач вызывал у меня вполнеположительные эмоции, что было не лишним: изображать интерес к человеку,который тебе попросту противен, крайне затруднительно.

Пауза несколько затянулась, и я сказала неуверенно, новполне доброжелательно:

— Извините, я не помню вашего имени…

— Сергей.

— Сергей… — Я вопросительно подняла брови.

— Просто Сергей, попробуем обойтись без отчества.

— Отлично, — засмеялась я. — Тогда я простоЛика. Идет?

— Идет. Почему вы одна?

— Потому что я в отпуске, а люди работают. Вот я иотдыхаю в одиночестве, жду, когда Серафима Павловна освободится от всех дел имы уедем в Италию. Вы были в Италии?

— Не приходилось. В Турции был, в Эмиратах…

— Понравилось?

— Нормально. Интересно все-таки за границу махнуть.

— А я никогда за границу не ездила.

— У нас долго пробудете? Я пожала плечами:

— Не знаю. Это от Серафимы зависит.

— Серафима — это ваша тетя?

— Да, тетя… Сережа, а нас точно Илья Сергеевичзнакомил? Мне очень неудобно, но я совершенно вас не помню…

— Не такой я человек, чтобы меня долго помнить, —засмеялся он и вдруг сказал:

— А я вас в театре видел. То есть смотрел вашспектакль. Вы Эдит Пиаф играли.

— Да, — растерялась я. — Когда вы его видели?И где? Сюда мы на гастроли не приезжали…

— Дружок у меня в вашем городе, служили вместе. Двагода назад в гости ездил. А у него жена в театре работает, гримершей. Вот она иповела нас в театр, вас очень хвалила.

— Спектакль вам понравился?

— Еще бы, и вас я сразу узнал. Это он, конечно, врет.Скорее всего выяснил, что за женщина ему глаза мозолит, и вспомнил, как двагода назад был в театре. Жена его, кстати, очень похожа на тех женщин, чтолюбят хранить программки, открытки и прочий хлам. Но все равно было приятно.

— А как зовут вашу знакомую, я имею в виду гримершу? —спросила я.

— Таня. Таня Новикова.

— Танюша? — Тут я удивилась по-настоящему, сТатьяной мы давно приятельствовали. Теперь я даже вспомнила, что онадействительно пару лет назад приводила своих друзей после спектакля, а женщина,надо полагать, жена Циркача, преподнесла роскошный букет и долго восторгаласьспектаклем. Возможно, именно поэтому она так пристально смотрела на меня вцеркви: пыталась понять, откуда ей знакомо мое лицо. Оторвавшись отвоспоминаний, я всецело переключилась на Правдина. Мы поговорили о театре, осемье Новиковых, где со дня на день ожидалось прибавление, и почувствовали себядавними приятелями. Болтали мы уже довольно долго, и разговор вот-вот долженбыл иссякнуть, но просто прервать его неосмотрительно: где и когда случай ещесведет нас. Серега томился нерешительностью, и я вновь пришла ему на помощь.Взглянула на часы и спросила застенчиво:

— Сережа, вы на машине?

— Да.

— Вы не могли бы подвезти меня в парикмахерскую? У меняназначено время, а я, по обыкновению, заболталась и забыла совсем.

— Конечно, — обрадовался он.

Я знала только одну парикмахерскую, которая располагаласьрядом с домом Серафимы, то есть на другом конце города. Циркача это неогорчило. Мы очень мило поболтали. Сергей Правдин производил впечатление серьезногои немного застенчивого парня, что было странным для бандита. Невероятно, но онмне нравился.

Возле парикмахерской я сказала с некоторым сожалением:

— Спасибо. Было приятно познакомиться. Только выплутовали, Сережа, Илья Сергеевич нас не знакомил. У меня хорошая память налица, но вас я так и не вспомнила.

— Обманул. Решил, если не совру, вы со мнойразговаривать не захотите. Злитесь?

— Нет, я люблю поболтать, а все мои здешние знакомыеделами заняты. Так что спасибо за компанию. До свидания, — я протянуларуку.

Для него это было делом непривычным, он осторожно пожал ее,глядя на меня с легкой грустью.