— Сережа, — позвала я, размахивая рукой. —Держите ключи. Десятая квартира! — крикнула я.

Он вошел в подъезд, а я стала кутаться в полотенце. Делонепростое, если показать хочешь больше, чем скрыть. Жаль, зеркала под рукой неоказалось, то есть в сумке, конечно, было, да много ли в него увидишь?

Входная дверь хлопнула, я устроилась в шезлонге, скромная инемного сконфуженная. Циркач возник рядом с дверью, открыл ее и сказал:

— Привет.

— Привет, — ответила я, и мы засмеялись. Когдасмеяться надоело, я попросила:

— Не могли бы вы пройти в комнату?

Он кивнул и ушел с кухни, но дверь за собой не закрыл.Кутаясь в полотенце, я торопливо проскользнула в ванную. Сережа, надо полагать,успел увидеть все, что я хотела показать.

Циркач не производил впечатление человека, способного воттак запросто накинуться на женщину, и все-таки, оказавшись в ванной, япочувствовала облегчение. Крикнула:

— Сережа, присаживайтесь, пожалуйста, я буду готовачерез пять минут.

Через пятнадцать я вошла в комнату. И Правдин сидел в кресле,вытянув ноги и с любопытством оглядываясь. Надо сказать, однокомнатные хоромытетушки заслуживали внимания. Мне они напоминали жилище африканского колдунаили храм какого-нибудь племени с берегов Амазонки. Жить в такой обстановкедлительное время нельзя, но Серафима считает, что можно.

— Это все настоящее? — спросил Сережа.

— Покрывало и ковер. Глина отечественного производства,а маски делал знакомый художник Серафимы.

Я села в кресло напротив, Сережа смотрел на меня синтересом. Я обнаружила смущение.

— Спасибо, что помогли, — сказала, чтобычто-нибудь сказать. — Сидеть на балконе мне пришлось бы долго: Серафимаобещала быть к вечеру. — Я кашлянула и предложила:

— Давайте, я вас чаем напою.

Он не отказался, мы прошли в кухню, я завертелась у плиты, аЦиркач выглянул на балкон, заметил телефон на плетеном столе и мою сумку рядом,сказал:

— Хорошо, что телефон с собой прихватили.

Я сделала вывод, что дураком он не был.

— Да, — кивнула я, накрывая на стол. —Тетушка любит звонить по несколько раз на дню. Садитесь, есть конфеты, печеньеи зефир.

— Спасибо, я не люблю сладкое. — Тогда, можетбыть, лимон? — Чего ж тетка так о вас беспокоится? — спросил он черезнесколько минут.

— Беспокоится? Да нет, с чего ей беспокоиться? Простосчитает, что я неудачно провожу отпуск, потому что у нее нет на меня времени.

— А вы?

— А я загораю на балконе и читаю. Мне нравится. Ещечаю?

Чай Серега не любил, я начала томиться. Отблагодарить я егоуже отблагодарила, а что дальше делать, мне неведомо. Почувствовав, что ему сейчаспридется откланяться, Правдин решительно предложил:

— Лика, поехали купаться. Жара страшная, чего вам набалконе сидеть…

Я растерялась, покидать родные стены охоты не было.

— Купаться? Вода, наверное, уже холодная.

— Да бросьте вы. Я место нашел, красотища. Поехали.

— Даже не знаю, — неуверенно сказала я. —Позвоню тете…

— Вы ж сказали, она к вечеру появится. Мы уже вернемся.

— Конечно, — кивнула я. — И все-таки, Сережа,я обещала ей никуда одна не ходить…

— Так вы не одна, вы со мной. Лучшей охраны вам вгороде не сыскать, ей-Богу.

— Не думаю, что мне нужна охрана, просто… — В этомместе я кивнула. — Поехали. Только к пяти надо непременно вернуться.

Озеро находилось от города километрах в тридцати. Язабеспокоилась, поглядывала на Циркача и нервничала: Бог знает, что у него науме. Выглядел он совершенно безопасно, улыбался и говорил о пустяках, вроде быжелая меня развлечь.

Место оказалось чудесным, а главное, обитаемым. Тут и тампод деревьями стояли машины, с радостным визгом бегали дети, а несколькочеловек плескались в озере, несмотря на то что купальный сезон уже закончился.

— Рискнем? — засмеялся Сережа. Я осторожно вошла вводу.

— Как водичка? — спросил он.

— Теплая, — обрадовалась я и стала быстроудаляться от берега. Он догнал меня, но чувствовалось, что далось ему этонепросто.

— Классно плаваете.

— Я родилась в Риге, можно сказать, морская душа.

— А еще холодной воды боялись… Все шло простозамечательно, мы купались, загорали и болтали о разном. Потом решилипрогуляться. Песчаная дорога шла через поле в сторону леса. По ней иотправились. Чем больше я приглядывалась к Циркачу, тем больше недоумевала.Несмотря на заверения Владимира Петровича, в нем не было ничего бандитского.Нормальный парень, желающий произвести хорошее впечатление.

Мы все еще говорили друг другу “вы” и соблюдали определеннуюдистанцию. Для меня это было хорошо, а вот для него плохо. Поэтому я подвернуланогу. Шла, шла, оступилась, охнула и даже присела. Циркач забеспокоился так,точно ноги я и вовсе лишилась. Заверив его, что ничего страшного не произошло,я заметно поморщилась.

— Давайте посидим немного, — попросила я.

Мы устроились в тени акаций, Сережа продолжал проявлятьбеспокойство.

— Больно? — трогательно спросил он.

— Ничего страшного, — проблеяла я. Двигаться смоим “ранением” я, естественно, не смогла. Сережа, как джентльмен, предложилменя донести. Я очень натурально покраснела и стала отказываться. Идея мне непонравилась. Парень он довольно крупный, но я у себя одна и доверять комупопало свое бренное тело совершенно не собиралась. А вдруг уронит? Конечно, онмог подогнать машину и обойтись без излишнего романтизма, но идея нести меня наруках прочно засела в его голове. В конце концов я согласилась. Он подхватилменя и понес, кстати, без видимых усилий, чем порадовал. Убедившись, что ронятьменя он не собирается, я приободрилась и смогла думать о деле.

Как хорошо воспитанная женщина, я старалась держаться нарасстоянии от его широкой груди, что было весьма затруднительно в моемположении. Выражение его глаз стремительно менялось. Я вновь забеспокоилась:дело делом, но Циркач вовсе не являлся предметом моих мечтаний, а нам ещевозвращаться домой в машине один на один.