— Значит, уходишь?

— Пора. Хозяин ждет, — соврал Никита.

— Ну-ну, передавай ему привет.

— Обязательно…

Ни обиды, ни сожаления. Отказавшись от столь заманчивогопредложения, Никита сразу же перестал представлять для Мариночки интерес.

…Он даже не помнил, как оказался на улице. Пыльный шелестразомлевшей на солнце листвы показался ему освежающим гулом прибоя, да иасфальт вовсе не плавился под ногами: после удушающе-страстной мышеловки,которую он только что покинул, даже Сахара выглядит раем земным.

Раем, адом…

Что-то странное происходило в доме, что-то странное… И это«странное» напрямую было связано с искусительницей Мариночкой. Нет, это было быслишком просто… Искусительницы вьют гнезда в сердце и в паху, но им и в головуне придет влезать в чужие головы и устраивать там генеральную уборку, попутновыкидывая дорогих людей — как никому не нужные, старые вещи.

Никита тотчас же попытался забыть — и о доме, и о Мариночке,но стоило ему только вставить ключ в замок зажигания и повернуть его, какказалось бы навсегда забытые строчки считалочки всплыли сами собой:

…Ибо тот, кто в рот

Камень сей берет,

Редкий дар имеет:

Ворожить умеет…

Камень… Стекляшка в дешевом серебре на безымянном пальце.Надо же, дерьмо какое!… Нет, никогда… Никогда больше он не переступит порогэтого дома!…

* * *

…Клятва была нарушена в сентябре.

Двенадцатого, если быть совсем уж точным. В день рожденияИнги. Это был второй день рождения Инги без Никиты-младшего. И Никитасовершенно забыл о нем. Потом он даже не мог объяснить себе, как это моглопроизойти. Обычно они праздновали его только втроем — Инга, Никита иНикита-младший. Странная традиция, прижившаяся в их доме вместе с рождениемсына, связана с поездкой в маленький форт у Кронштадта. До форта они обычнодобирались на стареньком катере Левитаса. Митенька салютовал святому семействувыстрелом пробки из бутылки шампанского и почтительно убирался из дня рождения.До самого вечера.

До самого вечера — только они и островок, выложенный краснымпотрескавшимся кирпичом. И Залив.

Ровно пять лет.

В куртках или в рубашках с коротким рукавом, в зависимостиот погоды; с шашлыками, фотоаппаратом, с дурацкими воздушными шарами, сдурацкими колпаками, с дурацкими свистульками, с дурацкими играми, дурацкимисчастливым смехом; с дурацкими свечками в дурацком покупном торте — их всегдабыло ровно четырнадцать: всего лишь повод, чтобы притянуть к себе Ингу ивыдохнуть в мягкие волосы: «Ты у меня совсем девчонка, совсем… Ты всегда будешьдевчонкой, сколько бы лет ни прошло…»

После смерти Никиты-младшего изменилось все. Никто больше невспоминал о форте и о четырнадцати свечах, воткнутых в покупной торт. Скореевсего, и сам форт перестал существовать, ушел под воду, как ушел под воду ихсын… Но Никита помнил, помнил — красные кирпичи, сине-зеленая вода и ощущениесчастья.

Он помнил, весь год помнил, а потом забыл.

Тем более что вычеркнутый из календаря день рождения Ингизаслонил день рождения Мариночки. Он тоже пришелся на двенадцатое, кто бы могподумать. Никаких легкомысленных свистулек не предполагалось, все быломонументально, Даже к десятилетнему юбилею компании так не готовились. Если таки дальше пойдет, то вконец очумевший Корабельникоff вполне может объявитьдвенадцатое сентября нерабочим днем, с него станется.

Все утро Никита просидел у Нонны Багратионовны в ожиданиибосса. Секретарша была особенно не в духе и потому бросила в кофе не три кускасахара (как обычно), а четыре. Нина Багратионовна с яростью выдвигала изадвигала ящики своего стола, рылась в немногочисленных стопках документации. Ктому же в пику «этой девке» облачилась в глухое черное платье, которое без всякойнатяжки можно было назвать траурным. Никита сильно подозревал, что именно вэтом платье она дефилировала на похоронах собственного мужа, сгоревшего в огненепосильных для него плотских утех.

— У этой девки день рождения, — заявила она, кактолько Никита переступил порог Корабельникоffскогo предбанника.

— Да? Вот черт…

Для Никиты новостью стал совсем не факт дня рожденияМариночки, в гробу он видел Мариночку Новостью для него стало то, что он забыло дне рождения собственной жены. Забыл, и только сейчас вспомнил. Да и тоблагодаря ехидным стараниям Корабельникоffской секретарши, никак с Ингой несвязанным. «Надо бы что-то подарить Инге», — пронеслась в головетрусливая, заискивающая мысль. Что-то запоминающееся… Со значением… Что-то, чтосможет их примирить… Немного грустное, но светлое… Мантую… Форт на Заливе…Обшарпанный лифт в доме Митеньки Левитаса, эскалатор метро, неуютный салон«девятки», последний ряд в «Колизее», — карту тех мест, где им такхотелось заниматься любовью… Но даже эта гипотетическая карта была связана сНикитой-младшим. И валялась сейчас, никому не нужная, среди его паззлов икнижек… Все, все было связано с Никитой-младшим… Но Никиты нет и никогда большене будет, и потому мысль о подарке заранее обречена на провал, так, дрянноеутешительство, не более.. И все же, все же…

— Вот черт… Подарок все равно нужен, — вырвалось уНикиты.

Нонна Багратионовна уставилась на несостоявшегося латинскоголюбовника с плохо скрытой ненавистью.

— И вы туда же, Никита? Ну ладно, все наши сошки с утраподарки несут… Шефу, поскольку эта девка вне досягаемости… Даже предположить немогла, что у нас в компании такое количество подхалимов… Но их еще можнопонять, карьерные соображения… Но вы-то, вы-то!…

Подхалимов, надо же… Должно быть, Никита был единственным, комуКорабельникоff в открытую сказал «Травой перед ней стелись»… Всем остальнымоказалось достаточно прикрытых начальственных век. И демонстрации колье насвадебной вечеринке.

— Да вы не поняли, Нонна Багратионовна! У моей женысегодня тоже день рождения. Закаменевшее лицо секретарши смягчилось.

— Вот как? Передайте ей мои поздравления… Надеюсь, вамс женой повезло больше, чем Оке Алексеевичу… Надеюсь, что она…

«Надеюсь, что она не такая дрянь, как Мариночка», —хотела сказать Нонна Багратионовна. И не сказала.

«Что вы! У меня замечательная жена», — хотел сказатьНикита. И не сказал. А сказал совсем другое, от чего, по здравому размышлению,стоило воздержаться, чтобы не накручивать Нонну еще больше.

— А вы-то что так переживаете, Нонна Багратионовна?Из-за дня рождения расстроились?

— Оставьте… Плевать мне на ее день рождения… В любомслучае Ока ей презент преподнес еще тот!

— И какой же? — после шикарного свадебного кольеНикиту не удивила бы даже вилла в Малибу, даже скромный островок на окраинеКарибского моря.