— Улетает. Сегодня ночью. В Мюнхен, представьте себе…Очень вовремя.

— Неужели срослось? — поинтересовался Никита, безвсякого, впрочем, энтузиазма.

— Свершилось!…

Разговоры о Мюнхене шли уже давно. Корабельникоffу нужныбыли немецкие инвестиции, переговоры об этом начались за год до появления вкомпании Никиты, и вот, пожалуйста, все разрешилось в самый подходящий момент.Осененный Мариночкиным днем Ангела.

О поездке в Мюнхен Никите сообщил и сам Корабельникоffспустя четыре часа, по дороге во Всеволожск, в загородный дом, где решено былопышно отметить столь знаменательное событие светским раутом с коктейлем ифейерверками. А еще раньше Никита забросил на Пятнадцатую линию целый ворохразнокалиберных свертков, оперативно сбившихся в кучу под лозунгом: «ясак отподчиненных». Для того чтобы перетащить их в квартиру, Никите пришлось сделатьтри ходки. Между первой и второй произошло странное событие, которому Никита,впрочем, не придал никакого значения. Оно всплыло потом, много позже, когдасудьбы многих людей сплелись в единый трагический клубок, да так и задохнулисьв этом клубке, во всех этих петлях из жесткой шерсти. Кто знает, что быпроизошло, если бы Никита все-таки задержался в доме на пятнадцать ничего незначащих минут, если бы он потянул за кончик нити, торчащей из клубка. Можетбыть, и самого клубка бы тогда не возникло?… Но он сделал то, что сделал.

Вернее, не сделал ничего.

Подъезжая к Пятнадцатой линии, Никита нисколько не волновался.Мариночка с Экой уехали во Всеволожск еще утром: во всяком случае, именно такойинформацией обладала вездесущая Нонна Багратионовна. Да и сам Корабельникоffподтвердил ее впоследствии, когда («не в службу, а в дружбу») попросил Никитузабросить подарки от сплоченного коллектива к себе на квартиру. Не тащить же ихво Всеволожск, в самом деле! А Мариночке будет приятно найти их завтра… Илипослезавтра. Когда они вернутся в Питер. «Ага, и под рождественскую елкусложить все это дурно пахнущее великолепие, по носкам рассовать», — тотчасже подумал Никита, но от язвительного комментария воздержался.

Подарков накопилось прилично — слишком много людей хотелиупрочить свое положение в компании таким немудреным способом. Да и за примеромдалеко ходить не надо было. Ушлый начальник отдела по маркетингу Леня Васенковполучил место вице-президента только потому, что змея-Мариночка пару разснисходительно повела хвостом в сторону его скабрезных шуточек в узком кругупосвященных… Никита занес первую, оттягивающую руки партию в квартиру и сбросилее в прихожей. Проходить дальше, в комнаты, не было никакого желания, в любомслучае, Мариночка простит его за свалку едких верноподданнических отходов. Воттолько…

Где-то в самой глубине, в недрах гулких Корабельникоffскихапартаментов, он услышал шорох. И что-то отдаленно напоминающее торопливыеиспуганные шаги. Несколько секунд Никита стоял, прислушиваясь.

Ничего.

Ничего и не могло быть. Тлетворный, бьющий в нос запахпорока, свального греха, отправился за город вместе с владелицей, до Никитыдоносились лишь слабые его отголоски. С самим Корабельникоffым он рассталсяполчаса назад, чтобы через полчаса снова встретиться, — их ждалВсеволожск.

Никого и ничего. Просто показалось.

Тряхнув головой, Никита отправился за новой партией пакетов.И по дороге умудрился выронить один. Ничего страшного не произошло: под плотнойвощеной бумагой оказалась одинокая роскошная орхидея в коробочке: есть же ещеромантические души в насквозь пропитанной прагматизмом пивоваренной компании«Корабельникоff», кто бы мог подумать! Присев на корточки перед коробочкой,Никита принялся рассматривать диковинный цветок. Он того стоил, честное слово!Орхидея и вправду была роскошной, не правдоподобно красивой и в то же время…Пугающей, что ли… Такие цветы никогда не дарят просто так, только — созначением. Когда хотят сказать чуть больше, чем сказано. Или — чем позволеносказать… Никита и сам обожал такие штучки — во времена, когда они с Ингой былисчастливы… Господи, разве эти времена существовали когда-то? Если бысуществовали, то этот цветок непременно бы их украсил. Крупные лепестки,похожие на застывшие языки белого пламени, — ни единого изъяна, ни единойчервоточинки; на мертвенно-бледной плоти лепестков четко прорисовывалисьполосы. Так же, как и лепестки, они были совершенны. И — одинаковы; аккуратноогибая середину лепестка, они сходились в одной точке, у раскрытого, хищногозева. И это придавало растению сходство с животным. Опасным животным. Животным,которому наплевать на мелочевку типа мышей-полевок и без всякого поводавпадающих в столбняк сусликов. Ему нужна добыча покрупнее. И поотчаяннее.

Мариночка…

Вот кто подойдет под это определение. Непременно подойдет.

Никита даже тихонько рассмеялся — дробным мстительнымсмешком. Интересно, кто отважился на такой дерзкий подарочек? И будет ли оноценен по достоинству? Если да, то кресло под шустрягой Васенковым можетпокачнуться…

Чертова полосатая орхидея занимала воображение Никиты ещенекоторое время — вплоть до моста лейтенанта Шмидта, где он на двадцать минутзастрял в пробке. Потом была пробка у Мариинского, потом — у Обводника.Следующие, несколько заторов он преодолел уже в компании притихшего иторжественного Kopaбeльникoffa.

Едва усевшись в машину, Корабельникоff вытащил из карманаплоскую коробку, открыл ее и помахал перед носом личного шофера.

— Ну как? Понравится ей, как думаешь?

Симпатяга-гарнитурчик, кольцо и сережки, младшие компаньоныприснопамятного платинового колье… Предел мечтаний тонкокостной продавщицы изДЛТ, стриптизерши из потнючего ночного клубешника, начинающей шлюхи соСтароневского… Альфа и омега расхожих представлений о шикарной жизни.

— Еще бы не понравилось, — пожал плечами Никита,вспомнив аляповатую стекляшку на безымянном пальце Корабельникоffскойжены. — Понравится. Обязательно.

— Не знаю…

В голосе шефа прозвучала никогда не слышанная Никитой робкаянеуверенность семнадцатилетнего мальчишки, год экономившего на пирожках, чтобыкупить возлюбленной цацку в ближайшем ювелирном.

— Да нет… Очень красиво… Она должна оценить…

— Должна… — вздохнул Kopaбeльникoff. — Да нет… Ядо сих пор не знаю, что она ценит, а что нет… Я до сих пор не знаю ее… До сихпор.

Никита даже слегка притормозил. Давненько он не слыхалподобных откровений из уст Корабeльникoffa. Если вообще когда-нибудь слыхал.

— Вас интересует ее прошлое? — ляпнул он.

— Прошлое? — Корабельникоff нахмурился.

— Так трудно выяснить? У вас ведь шикарная службабезопасности, Ока Алексеевич… Все в ваших руках.

Пассаж о службе безопасности вырвался из Никиты сам собой,все предыдущие реплики Корабельникоffа не давали к нему никаких оснований. Хотяклиническая картина ясна: в анамнезе — нудный до оскомины и такой же дооскомины типичный комплекс порядочного человека, взявшего в жены деятельницу сулицы Красных фонарей. Кое-что в ее бурном прошлом просматривается, но знатьвсей правды он не хочет. И не захочет даже на плахе. А тут Никита ссердобольными советами, за которые и распять можно. Змей-искуситель,злодей-резонер. Вот он, коварный план Нонны Багратионовны, неуклюже вброшенныйв реальность! Но осуществляет его не латинский любовник, готовый поиметьскучающую красотку прямо на клумбе с флоксами, а личный шофер, он же —ангел-хранитель по совместительству.