В этом одиночестве Никита и простоял у дома минут двадцать,поеживаясь от утреннего холода. Ничего не скажешь, место для загородного домавыбрано неплохое. Да что там неплохое — отличное место! Дом стоял на горе, идобрый десяток террас, укрепленных соснами, туями и аккуратно подрезанныммалинником, спускались на узкую заброшенную дорогу. С улицы дом казался обычнымноворусским особняком, зато со стороны участка и заброшенной дороги… В нем былочто-то итальянское, прогретое солнцем… Никита видел такие палаццо в Мантуе и —чуть позже — во Флоренции: изгороди, увитые плющом, посеревшие от временирешетки ворот, натуральный растрескавшийся камень, полный кузнечиков ивоспоминаний…

К дому со стороны террас прибавили еще один этаж; маленькаяитальянская тайна, недоступная улице. Этот — первый — этаж; тоже был обложенкамнем, плющом, кузнечиками и воспоминаниями. Вплотную к нему примыкалаплощадка — как раз в стиле внутреннего дворика: небольшой фонтанчик и плетеныекресла, расставленные полукругом, поближе к журчащим струям. На креслахвалялись соответствующие случаю пледы, глянцевые журналы и маленькиедекоративные подушки — в таких креслах хорошо встречать старость, рассеянноглядя на сосновые иголки, перезревшую малину и туман.

Было тихо.

Так пронзительно тихо, как только и бывает поздним летом. Азвук возник лишь потом; собственно, он и должен был возникнуть, и как толькоНикита забыл? Собака. Никита видел ее вчера, когда подъезжал к дому. Огромныйкавказец по кличке Джек. Джек, как и Толян, жил в загородном домеКорабельникоffа постоянно. Скорее всего, Ока Алексеевич приобрел его по случаю,уже взрослым, для охраны особняка. Днем кавказец дрых или лениво бегал вдольтонкой, не ущемляющей собачьего достоинства проволоки, а ночью свободноперемещался по участку, отпугивая гипотетических непрошеных гостей. Встречатьсяс лохматым монстром Никите не хотелось, уж лучше обогнуть дом и вынырнуть у«мерса», припаркованного рядом с хозяйским гаражом. Раздумывая, как быпоэлегантнее это сделать, Никита машинально присел на ближайшее к фонтанукресло и так же машинально вытянул из-под задницы журнал. Журнал оказался наудивление не глянцевым, никакого намека на стероидный «Man's health» или овечий«Cosmopolitan», вполне серьезное академическое издание под таким же серьезнымакадемическим названием «Вопросы культурологии» Страниц триста, никак неменьше. Представить, что подобную высокоинтеллектуальную лобуду читает Толян,было так же невозможно, как вообразить, что ее читает кавказец Джек. Иликакая-нибудь пришлая овца. Или сам Корабельникоff. Разве что — НоннаБагратионовна. Никита открыл журнал на середине и тотчас же наткнулся назнакомое до изжоги имя Гийома Нормандского Вернее, журнал открылся сам — и всеиз-за закладки, которой служила узкая полоска фотографических негативов, кадровшесть-семь, навскидку и не скажешь точно. Но Гийом Нормандский — этопоказательно.

Нонна Багратионовна, никаких сомнений, любого другого, нестоль продвинутого человека стошнит при одном упоминании благородногостарофранцузского имени Никита сразу же вспомнил разговор недельной давности,когда, в очередной раз вломившись в предбанник, застал Нонну, стоящую на коленяху шкафа с развороченными внутренностями: папками, подшивками, бюллетенями,рекламными проспектами. Секретарша рылась во всем этом полиграфическомвеликолепии и страшно нервничала.

— Что-нибудь потеряли, Нонна Багратионовна? —галантно осведомился Никита.

— Да нет, ничего особенного, — не сразу ответилаНонна. — Просто журнал куда-то сунула… Найти не могу, а там — Гийом, егопоследний глоссарий. С комментариями, между прочим, самого Микушевича… Кому онтолько мог понадобиться в этой богадельне… в этом филиале пивного бара-ума неприложу…

Имя «Микушевич» ни о чем не говорило Никите, должно быть,еще один интеллектуальный божок из пантеона прошлой жизни Нонны Багратионовны.

— И что за журнал?

Секретарша посмотрела на Никиту с сомнением.

— Ну, название вам ничего не скажет, не ваш профиль,дорогой мой… Да черт с ним, с журналом, хотя обидно, конечно…

Не черт с ним, совсем не черт! Нонна злилась по-настоящему,так злиться из-за пропечатанного петитом глоссария с комментариями никому и вголову не придет.

— Может быть, вам помочь в поисках, НоннаБагратионовна?

— Не стоит…

Она как будто устыдилась этого своего яростного напора ипринялась сбрасывать папки и проспекты обратно в шкаф не глядя, что тоже никакне вязалось с ее почти немецкой аккуратностью: у каждой бумажки в ее хозяйствесуществовало строго отведенное место, у каждой скрепки. И вот теперь — такоенаплевательство, надо же!…

Никита сразу же позабыл об этом маленьком инцидентенедельной давности и не вспомнил бы о нем никогда, если бы Гийом Нормандский скомментариями Микушевича сам не подал о себе весточку. И где — в вотчинеKopaбeльникoffa!

Неужели секретарша-страстотерпица и здесь оставила свойунылый средневековый хвост? Вернее, позабыла его среди облегченной роскоши сстиле «евродизайн»…

Странно, Никите казалось, что Нонна Багратионовна никогда небывала в загородном доме босса, не те отношения… Хотя кто знает — те или не те…Уж очень она расстроилась из-за мальчишески-скороспелой женитьбы патрона. Лучшев это не влезать, меньше знаешь — крепче спишь. А журнал называется совсем некриминально, и слово «культурология» не такое уж сложное, чтобы совсем неподдаваться расшифровке… И какая только вожжа попала под хвост Нонне?…

Конечно же, он мог оставить журнал там, где нашел, — вплетеном кресле, приспособленном для праздного отдыха праздных людей, но никакне для изучения вопросов культурологии. Но чертова секретарша так убивалась поповоду пропавшего Гийома… Почему бы не порадовать ее счастливой находкой?

Никита свернул журнал в толстую трубку и сунул во внутреннийкарман летней куртки. Можно двигать к машине, да и собака, похоже, замолчала.

Но тишина оказалась обманчивой.

Никита убедился в этом, стоило ему только завернуть за уголдома. Джек жрал свой сухой корм не напрасно. Ох, не напрасно. Никиту встретиликлыки, ощерившиеся всего лишь в полуметре: назвать это дружеской улыбкой неповорачивался язык.

— Пошел отсюда, — прошептал Никита голосом,моментально съехавшим до позорного дисканта. — Пошел, пошел…

Шепот Никиты не произвел на пса никакого впечатления,напротив, даже разозлил. Джек угрожающе зарычал, а Никита стал судорожноприкидывать, чем бы защититься. «Вопросам культурологии» не было бы равных вотпугивании мух и комаров, но как оружие против оголтелого кавказца они бесперспективны.То есть абсолютно бесперспективны… Никита никогда не задумывался, боится ли онсобак, да и случая как-то не представлялось, да и смешно бояться — ему,взрослому мужику с кое-какой мускулатуркой, пусть и не сверхвыдающейся, но всеже, все же… Но теперь он испугался. По-детски, до моментально взмокшегозатылка. И жалкого потренькивания стеклянных внутренностей. Еще секунда — ичертов пес разнесет их в клочья. Вот только кто будет платить за бой посуды?…