– А к тебе сегодня кто-то из них приходил?

– Приходил… Олежка, красавчик мой! С утра прибежал, какошпаренный. – Она довольно усмехнулась. – Покувыркались мы с ним,правда, недолго, и он уплыл. Ах!

Она картинно вздохнула, взглянула на Сергея из-под длинныхресниц. Интуитивно Женька догадывалась, что ему неприятно ее слушать, ипостаралась зацепить его еще раз:

– Олежек, конечно, мальчик красивый, но хозяйство унего с Ванюшиным не сравнится. Да ты сам знаешь, наверное: грузин русскоговсегда в этом обскачет.

Женька двусмысленно улыбнулась, выпустила дым и решила, чтотеперь можно и поменять позу. Сняла правую ногу с левой, раздвинула их, насекунду замерла в непристойной позе, и ленивым движением закинула левую сверху.«Ну, хороший мой, краснеть будем?»

– Да-да-да, «Основной инстинкт» все смотрели, –кивнул Бабкин. – Ты, может, поудобнее сядешь?

– Мне и так удобно, не тревожься! – огрызнуласьЖенька, раздосадованная тем, что не удалось смутить этого большого угрюмогомужика, похожего на медведя.

– Тогда расскажи мне, что ты делала после ухода Олега.Кстати, во сколько он ушел?..

Когда Женька удалилась, Бабкин вздохнул с облегчением. Вкомнату заглянул Саша, озабоченно спросил:

– Кого теперь тебе прислать?

– Давай, что ли, эту… Эль. Кстати, где Илюшин?

– Он у шефа, они там с опергруппой разговаривают,смотрят показания клиентов. – Он поколебался, но не смог удержаться отвопроса: – Вытащил что-нибудь из этой ведьмы?

– Потом видно будет, – уклончиво ответил Сергей.

– Если кто и придушил Микаэллу, так это она! – убежденносказал Саша. – Она же просто бешеная! Сейчас узнала, что ей отсюда никудане уйти, и чуть лицо мне не расцарапала. А я что сделаю?! Распоряжение шефа!«Сидеть в клубе до тех пор, пока убийцу не найдут»! Шла бы к нему да орала нанего…

Бабкин подумал, что Евгения очень хорошо знает, на когоможно орать, а на кого нет, и Перигорскому не грозит услышать ее яростныевыкрики.

– Зачем бы ей душить Микаэллу? – поинтересовалсяон. – Похоже, они были в неплохих отношениях… В гости друг к другу ходили,о клиентах, наверное, сплетничали.

– Ну не знаю…

По Саше было видно, что он разочарован. «Наверное, хотел,чтобы я сразу рыжую расколол. Раз – и готово! Убийца рыдает, раскаявшись, и вседовольны».

– Давай сюда вашу нимфетку, – попросил Бабкин.«Ох, эта сейчас тоже начнет выкаблучиваться…»

Оксана вошла, замерла посреди комнаты в растерянности, иодного взгляда на нее Сергею хватило, чтобы понять: эта выкаблучиваться небудет. Девушке было не по себе. Она избегала встречаться взглядом с Бабкиным, ион почувствовал себя мучителем детей. Ему пришлось напомнить себе, что передним не ребенок, а двадцатитрехлетняя девушка.

– Сядьте, пожалуйста, – сказал он.

– Я никого не убивала! – выдавила Эль и поднялаглаза на Сергея. В них был страх. – Честное слово, не убивала!

Бабкин сообразил, что она боится не кого иного, как его.«Черт, Илюшин бы сейчас очень пригодился… Вот кто умеет разговаривать сперепуганными девицами всех мастей».

– Оксана, послушайте… – как можно мягче сказал он,вспомнив уроки Макара, – вас никто ни в чем не подозревает. Мы с ваминемного поговорим о том, что вы сегодня делали, а потом вы вернетесь в своюкомнату и сможете поесть. Вы же наверняка хотите есть, правда?

Бабкин говорил, почти не задумываясь, помня то, чему училего Илюшин: женщина реагирует в первую очередь на интонации, и только во вторую– на смысл произносимого. Ему самому верилось в это с трудом, но, судя по Эль,Макар был прав: девушка немного ожила, опустилась в кресло, сжав колени.

– Ну, вот и замечательно… А теперь вспомните, пожалуйста,во сколько вы пришли в клуб?

Оксана осторожно наблюдала за мужиком, что-то записывавшим вблокноте, и следила за тем, чтобы не расслабляться и не менять положение тела.Ножки вместе, пальцы рук переплетены и прижаты к груди. Во-первых, так она кажетсясовсем худенькой и юной, а во-вторых, у нее очень выигрышные запястья. Пустьпосмотрит, дурачок.

Ей хватило одной минуты, чтобы он заговорил с ней не темголосом, что был у него вначале, а таким, каким неизбежно начиналиразговаривать с Эль рано или поздно почти все мужчины: заботливым и ласковым. Умногих появлялись воркующие ноты, но по этому шкафу видно, что от неговоркующих нот ждать не приходится. Поэтому он не понравился Оксане: онапредпочитала управляемых мужчин.

Она часто называла себя Эль, и в мысленных разговорахобращалась ко второй стороне своей натуры в третьем лице: «А что Эль хочет? Ачто Эль порадует? Эль, это нам понравится…» Становясь Эль, она на глазахсбрасывала несколько лет, растягивала гласные, двигалась порывисто, иногданеловко. Кожа у нее была от природы тонкая, нежная, и окружающие считали, чтоОксана не пользуется косметикой, но только Ливи и Клео знали, сколько времениуходит у нее на правильный макияж. «Что макияж! Через пару лет придется вносогубки рестилайн уколоть… А может быть, и лоб поправить…»

– Знаете, Мика была очень злая, – услышала Оксанасвой голос, и в первый миг испугалась, не сболтнула ли чего-нибудь лишнего.Задумавшись, она потеряла нить беседы, позволила себе плести невесть что…

Конечно, «медведь» зацепился за брошенную фразу.

– Злая? В чем это проявлялось?

Оксана решительно загнала Эль поглубже и добросовестнозадумалась, стоит ли честно отвечать на вопрос. Выходило, что правда ей ничемне повредит.

– Например, она Ливи терпеть не могла. Изводила ее,приставала к ней!

– Почему?

– Не знаю… Она вообще-то к нам с Клео тоже приставала,но не так сильно. А к Ливи – просто постоянно! То заявляла, что у нее в гротегрязно, то грозилась рассказать шефу, что Ливи отказывается делать завивку…

– Завивку? – непонимающе переспросил Бабкин.

– Ну да, завивку. Мы обязаны волосы завивать.

– Зачем?

– Чтобы, когда из воды выходишь, смотрелось красиво:кудряшками, а не сосульками. Вы никогда не замечали, что если у девушки прямыеволосы, то они ужасно выглядят мокрые? А нам нужно быть хорошенькими, мы жерусалки! Поэтому раз в полгода специальную завивку делаем – и я, и Клео, иМика…

– А Ливи что, отказывалась?

– Ага. У нее волосы от природы вьющиеся, они и таккрасивые, зачем их завивкой портить? А Мика ругалась, кричала на нее.Говорю же, злая! И гадости постоянно ей говорила. Ливи терпела, потому что онанедавно работает, ей нельзя ни с кем ссориться. Игорь Васильевич очень этого нелюбит.