– Кто из гостей чаще бывал в гроте Микаэллы?

– Сушков и Олежек, – не задумываясь ответиладевушка.

«Олежек… Второй раз слышу про этого Олежека. И к Рыжей онзаплывал утром, и у убитой был частым гостем. Интересно, что там Илюшин нарыл…»

– Я замерзла, – пожаловалась Эль, трогательноповодя худыми плечиками. – Можно я пойду? Я вам уже все-все рассказала,честное слово!

Бабкин взглянул на нее, и на долю секунды у него мелькнулоощущение фальши. Но оно тут же прошло.

– Я сейчас Сашу позову, – сказал он и поднялтрубку телефона, не заметив торжествующего блеска в глазах Эль.

Когда снаружи послышались шаги, Алька подобралась иприказала себе немедленно стать умной, хитрой и сильной. И желательно ещеневидимой. Можно даже просто невидимой, и бог уж с ними, умом и хитростью. «Мненужно бежать отсюда, любым способом бежать!» Но когда Крупенников зашел вкомнату и жестом показал, что наступила ее очередь, Алька выглядела всего лишьвзволнованной и в меру уставшей от долгого ожидания.

– Что, обидела тебя Клео? – сочувственно спросилаона у Саши.

Криков Женьки она не слышала, но догадывалась, что та не могласпокойно принять известие о том, что им придется находиться в «Артемиде» до техпор, пока Перигорский не даст разрешения уйти.

Крупенников только вздохнул.

Они вышли из комнаты с зеркалом, где последние сорок минутАлька сидела в одиночестве, и направились в ту часть здания, где располагалиськабинеты врача, массажистов и еще какие-то помещения, в которых она никогда небывала. «Если ударить Сашку, толкнуть, то можно добежать до комнат и спрятатьсяв одной из них… Нет, бесполезно. Даже если какая-нибудь окажется открытой, меняочень быстро найдут. Ну же, Аля, думай!»

Из-за двери, мимо которой они проходили, раздались мужскиеголоса, и она вздрогнула. Саша покосился на нее.

– Все на нервах, – пробормотал он. – Скореебы это закончилось.

«Боюсь, это закончится не совсем так, как тынадеешься», – мысленно сказала ему Алька, прикидывая, чего ей стоитожидать. С ней будет беседовать один из тех двоих, что заходили полтора часаназад… Или оба. Если оба, то у нее точно ничего не получится, а вот если один,то шанс есть. Отвлечь его, ударить чем-нибудь тяжелым, и пока он валяется безсознания, выпрыгнуть в окно… «И торопливо закопаться в землю, – закончилаона. – Потому что мимо охраны я не пройду, а через стену не перелезть».

Панический страх, подступавший к ней с того момента, как ихсобрали вместе и стало ясно, что с территории клуба ей не выйти, накатил снова.«К черту! Выбраться хотя бы из здания, а там будь что будет!»

Но когда они вошли в комнату, где спиной к окну сидел тот,похожий на бывшего боксера, она сразу поняла, что не выберется. Никак. Несмотряна то, что он был один и Алька сразу схватила цепким взглядом, чем его можнобыло бы ударить.

Но окно! – черт возьми, окно было такое узкое, что дажеребенок не пролез бы в него, и она едва не вскрикнула от разочарования.Крупенников вышел, оставив ее вдвоем с Сергеем – она вспомнила, как егозовут, – и Алька села в кресло, пристроилась на самом краешке. Не длятого, чтобы вызвать жалость, а потому что вскакивать с краешка было бы легче,чем из глубины кресла, а она не исключала, что ей все-таки выпадет шанс. Жизньнаучила ее, что шанс выпадает всегда, главное – заметить его.

Бабкин отложил блокнот и внимательно посмотрел на девушку.Она напомнила ему типаж, вошедший в моду вслед за появлением на киноэкранах МэрилинМонро: очаровательная блондинка-хохотушка, глуповатая или притворяющаясятаковой, легкомысленная и ветреная. Только в этой не было выставленногонапоказ, всячески подчеркиваемого сексапила, и фигура больше соответствоваласовременным вкусам. «Ну да, не зря же Саша говорил о том, что пышнотелаярусалка им не подходит».

Вглядевшись в ее лицо, Сергей сообразил наконец, какогозверька напоминает ему Алла Рокунова. Лисичку. Треугольное личико, чутьраскосые, широко расставленные серые глаза под светлыми бровями и вздернутыеуголки губ, придававшие ее лицу выражение лукавства.

– Ко мне можно на «ты», – быстро сказала она, покаон не успел ничего спросить. – Давай уж без формальностей.

Пожалуй, по первому впечатлению она нравилась ему больше,чем Клео и Эль…

– Это ведь ты нашла тело?

– Да. Но я ничего не трогала!

– Я и не говорю, что трогала. Итак, ты увидела,что Костина лежит возле воды… Кстати, ты вошла через дверь?

– Да… Я зашла – дверь была открыта – и увидела ее. Исразу поняла, что она мертвая! Она так лежала… и эта веревка… Я даже не сталаблизко подходить. Кажется, закричала и нажала на кнопку в кармане костюма. Унас всех есть такие тревожные кнопки, которые…

– Я в курсе. Что потом?

– Почти сразу приплыли спасатели, но они тоже при мненичего не трогали. Только отругали меня за то, что я…

Ливи осеклась и смутилась.

– «Что я» – что? – встрепенулся Сергей.

– Я украшения в сундук собрала, – призналась она,отводя глаза. – У нее стоял сундук с драгоценностями, его опрокинули, и частьпросыпалась в песок. Мне было страшно смотреть на мертвую Мику, поэтому яотвернулась и стала складывать всю эту бижутерию обратно.

Бабкин выругался про себя: никто не сказал ему о том, чтосундук опрокидывали. Это могло не иметь ни малейшего значения, а могло и иметь.

– Зачем ты приходила к Костиной?

– Она сама хотела, чтобы я к ней зашла. Не знаю, зачем.

Он задал еще несколько вопросов, но Ливи повторяла то, чтоговорила оперативникам – почти сразу же в грот по тревоге прибыло начальство, иее отправили в отдельную комнату, где дважды допросили, а затем привели тудаЭль и Клео.

– Расскажи, что ты сегодня делала утром? –привычно попросил Бабкин.

Ничего нового Рокунова не рассказала. Она тоже, как и Клео сЭль, была утром в гроте Микаэллы.

– Выслушала полагающуюся мне порцию…

Девушка запнулась, и Сергей пришел на помощь.

– Помоев, – подсказал он, внимательно следя за еереакцией.

Она не смутилась, только нахмурилась.

– В общем, да… У Микаэллы был не самый легкийхарактер, от нее многим доставалось.

– Но тебя она особенно не любила.

– Она никого не любила, кроме своего сына, –спокойно сказала Алька. – Про него могла бесконечно рассказывать, дажеесли ее никто не слушал. Почему она придиралась ко мне, я не знаю, нодогадываюсь.

– И почему же?

Она взглянула на него без улыбки, словно обдумывая, можно лиему довериться.