Она опустилась в кресло и съежилась в нем, нервно сжимаяруки.

– А вы ведь что-то скрываете от меня, мадемуазель. Что у васслучилось?

– Ничего, правда же, ничего.

– Вы мне чего-то недосказали.

– Все до последней мелочи, – с жаром ответила она.

– Насчет случайностей… покушений – все.

– А что же остается?

– То, что у вас на душе… ваша жизнь…

– А разве можно рассказать… – медленно произнесла она.

– Ага! – торжествуя, воскликнул Пуаро. – Так я был прав.

Она покачала головой. Он не спускал с нее внимательноговзгляда.

– Чужая тайна? – подсказал он с понимающим видом.

Мне показалось, что у нее чуть дрогнули веки. Но в ту жесекунду она вскочила.

– Нет, как хотите, мсье Пуаро, а я вам выложила все, чтознаю насчет этого идиотского дела. И если вы думаете, что мне известно большеили что я подозреваю кого-нибудь, – вы ошибаетесь. Я потому и схожу с ума, чтоу меня нет ни малейших подозрений. Я же не дура. Я понимаю, что если эти«случайности» не были случайными, то их подстроил кто-то находящийся здесьпоблизости, кто-нибудь, кто… знает меня. И самое ужасное то, что я не могу себепредставить… ну вот просто никак, кто бы это мог быть.

Она опять подошла к окну. Пуаро сделал мне знак молчать. Он,очевидно, рассчитывал, что теперь, когда девушка потеряла над собой контроль,она проговорится.

Но она заговорила уже совсем другим, мечтательно-отрешеннымтоном:

– Вы знаете, у меня всегда было странное желание. Я люблюЭндхауз. В нем все овеяно такой драматической атмосферой. И мне всегда хотелосьпоставить там пьесу. Каких только пьес я не ставила там в своем воображении! Авот теперь там словно бы и в самом деле разыгрывается драма. Только я ее неставлю – я в ней участвую! Да еще как участвую! Я, наверно, тот самый персонаж,который умирает в первом акте.

У нее дрогнул голос.

– Э, нет, мадемуазель! – воскликнул Пуаро. – Так не пойдет.Это уже истерика.

Она обернулась и подозрительно посмотрела на него.

– Это Фредди сказала вам, что я истеричка? – спросила она. –Она говорит, что со мной это случается по временам. Да только ей не всегдаможно верить. Фредди, знаете ли, бывает иногда… ну, словом, не в себе.

Мы помолчали, и вдруг Пуаро задал совершенно неожиданныйвопрос:

– А что, мадемуазель, вам когда-нибудь делали предложениянасчет Эндхауза?

– То есть хотел ли его кто-нибудь купить?

– Вот именно.

– Никогда.

– А вы бы продали его за хорошую цену?

Ник задумалась.

– Нет, едва ли. Разве что за какую-нибудь непомерную сумму,когда отказываться было бы просто глупо.

– Вот именно.

– А вообще я не хочу продавать Эндхауз – я его люблю.

– Я вас прекрасно понимаю.

Ник медленно пошла к дверям.

– Да, кстати, сегодня вечером фейерверк. Вы придете? Обед ввосемь. Фейерверк в половине десятого. Из моего сада его отлично видно.

– Я буду в восторге.

– Конечно, я имею в виду вас обоих.

– Очень благодарен, – ответил я.

– Для поднятия духа нет ничего лучше вечеринки, –проговорила она со смешком и вышла.

– Бедное дитя, – сказал Пуаро.

Он взял шляпу и аккуратно смахнул с нее невидимую пылинку.

– Вы куда-то собираетесь? – спросил я.

– Ну да, нам ведь необходимо посоветоваться с юристом, мойдруг.

– Ах да, конечно, понимаю.

– Иного я и не ожидал от человека с таким блистательнымумом.

Контора господ Вайза, Треваниона и Уинарда находилась наглавной улице города. Мы поднялись на второй этаж и вошли в комнату, где триклерка что-то усердно строчили за своими столами. Пуаро осведомился, может лион повидать мистера Чарлза Вайза.

Один из клерков, сняв телефонную трубку, пробормоталнесколько слов и, получив, должно быть, утвердительный ответ, сообщил, чтомистер Вайз нас сейчас примет. Мы прошли вслед за ним по коридору, он постучалв дверь и, отступив, пропустил нас в кабинет шефа.

Мистер Вайз поднялся из-за большого, заваленного бумагамистола.

Это был высокий молодой человек с бледным, невыразительнымлицом и в очках. Его блеклые, неопределенного цвета волосы заметно редели нависках.

Пуаро явился во всеоружии. По счастливой случайности, у негооказался с собой недописанный контракт, и он хотел попросить у мистера Вайзасовета по поводу некоторых пунктов.

Мистер Вайз, выражаясь обдуманно и точно, быстро сумелразвеять сомнения моего друга и разъяснить ему некоторые туманные формулировки.

– Премного обязан, – пробормотал Пуаро. – Я ведь иностранец,и все эти юридические дела и выражения представляют для меня большую трудность.

Мистер Вайз поинтересовался, кто рекомендовал его мсьеПуаро.

– Мисс Бакли, – ответил тот не задумываясь. – Ваша кузина,не правда ли? Обворожительная молодая леди. Я случайно обмолвился о своихзатруднениях, и она посоветовала мне обратиться к вам. Я заходил сюда в субботуднем, примерно около половины первого, но не застал вас.

– Да, вспоминаю. Я рано ушел в субботу.

– Ваша кузина, должно быть, чувствует себя очень одинокой всвоем огромном доме. Она ведь живет там одна?

– Совершенно верно.

– А не скажете, мистер Вайз, есть ли надежда, что ее домкогда-нибудь будет продаваться?

– По-моему, никакой.

– Дело в том, что я спрашиваю не из праздного любопытства. Уменя есть причина. Я сам подыскиваю домик вроде этого. Климат Сент-Лу меняочаровал. Говоря откровенно, дом выглядит весьма запущенным, из чего язаключаю, что хозяева стеснены в средствах. Вот я и подумал, что мадемуазель,может быть, согласится его продать.

– Ни о чем подобном не может быть и речи. – Чарлз Вайзрешительно потряс головой. – Моя кузина всей душой привязана к этому дому. Яубежден, что она не расстанется с ним ни при каких обстоятельствах. ВедьЭндхауз – ее родовое поместье.