Она вдруг улыбнулась, снисходительно и недоверчиво.

– Это вам Ник сказала?

– Нет, мадам. Случилось так, что я это видел собственнымиглазами. Вот пуля.

Он протянул ей пулю, и женщина слегка отстранилась.

– Так, значит… значит…

– Вы сами видите, что это не фантазия мадемуазель. Ручаюсь,что нет. Мало того. В последнее время произошло несколько очень странныхслучаев. Вы, конечно, слышали… хотя нет. Ведь вы приехали только вчера?

– Да… вчера.

– А перед этим гостили, кажется, у каких-то друзей? ВТэвистоке, если не ошибаюсь.

– Да.

– Интересно, как их зовут, ваших друзей?

Она подняла брови.

– А почему я, собственно, должна говорить об этом? – холодноспросила она.

– О, тысяча извинений, мадам. – Пуаро разом превратился волицетворенное простодушие и наивное удивление. – Я был непозволительнобестактен. Мне почему-то пришло в голову, что, может быть, вы встретили там имоих друзей – у меня ведь тоже есть друзья в Тэвистоке, их фамилия Бьюкенен.

Миссис Райс покачала головой.

– Не помню таких. Едва ли я их встречала. – Ее ответпрозвучал вполне дружелюбно. – Впрочем, довольно толковать о посторонних людях.Вернемся лучше к Ник. Так кто же в нее стрелял? И почему?

– Кто – я еще не выяснил. Пока не выяснил, – ответил Пуаро.– Но я это узнаю. О, непременно узнаю! Я, видите ли, сыщик. Меня зовут ЭркюльПуаро.

– Прославленное имя.

– Мадам слишком любезна.

– Как вы считаете, что я должна делать? – медленнопроговорила она.

Кажется, она поставила в тупик нас обоих. Мы ждали чегоугодно, только не этого вопроса.

– Беречь вашу подругу, мадам, – ответил Пуаро.

– Хорошо.

– Вот и все.

Он встал, торопливо поклонился, и мы вернулись к своемустолику.

– Не слишком ли вы раскрываете карты, Пуаро? – заметил я.

– А что мне оставалось делать, мой друг? Я не имею праварисковать. Худо ли, хорошо ли, я должен был использовать все шансы. Во всякомслучае, мы выяснили одно: миссис Райс не была в Тэвистоке. Где она была? Современем узнаем. Ничто не скроется от Эркюля Пуаро. Смотрите-ка, красавчикЛазарус вернулся. Она рассказывает ему. Он смотрит на нас. А он не глуп, этоттип. Вы обратили внимание на форму его черепа? Ах, если бы я только знал…

– Что именно? – спросил я, так и не дождавшись продолжения.

– То, о чем я узнаю в понедельник, – ответил он уклончиво.

Я взглянул на него, но промолчал. Он вздохнул.

– Вы стали нелюбопытны, мой друг. В былые времена…

– Есть удовольствия, без которых вы вполне можете обойтись,– сухо сказал я.

– Вы говорите об удовольствии…

– Оставлять мои вопросы без ответа.

– А вы насмешник!

– Вот именно.

– Ну что ж, ну что ж, – забормотал Пуаро. – Немногословныйсильный мужчина, столь любимый романистами эпохи Эдуарда.[5]

В его глазах вспыхнул хорошо знакомый мне огонек.

Ник поравнялась с нашим столиком. Оставив партнера, онаподлетела к нам, словно яркая птичка.

– Последний танец на краю могилы, – радостно сообщила она.

– Новое ощущение, мадемуазель?

– Ага. И здорово интересно.

Помахав нам рукой, она убежала.

– Лучше бы она этого не говорила, – сказал я в задумчивости.– Танец на краю могилы. Не нравится мне это.

– И я вас понимаю. Слишком уж близко к правде. Она смела,наша малышка. Смела, этого у нее не отнимешь. Беда только, что сейчас ей нужнавовсе не смелость. Благоразумие, а не смелость – вот что нам нужно!

Наступило воскресенье. Было около половины двенадцатого. Мысидели на террасе перед отелем. Пуаро неожиданно встал:

– Идемте-ка, мой друг. Устроим небольшой эксперимент. Ятолько что своими глазами видел, как мсье Лазарус и мадам отправились куда-тона автомашине вместе с мадемуазель. Путь свободен.

– Свободен для чего?

– Увидите.

Мы спустились с террасы и через небольшой газон прошли ккалитке, от которой начиналась извилистая дорожка. Она вела к морю. Спускаясьпо дорожке, мы повстречали парочку купальщиков. Смеясь и болтая, они прошлимимо нас.

Когда парочка скрылась из виду, Пуаро подошел к маленькой,неприметной калитке. Петли ее изрядно проржавели. Полустершаяся надписьгласила: «Эндхауз. Частная собственность». Вокруг не видно было ни одногоживого существа. Мы осторожно открыли калитку.

Вскоре мы оказались на лужайке перед домом. Здесь тоже небыло ни души. Пуаро подошел к краю обрыва и взглянул вниз. Потом он направилсяк дому. Выходящие на террасу двери были открыты, и мы беспрепятственно прониклив гостиную. Пуаро не стал здесь задерживаться. Он отворил дверь и вышел в холл.Затем начал подниматься по лестнице, а я последовал за ним. Он вошел прямо вспальню Ник, присел на краешек кровати, кивнул мне и подмигнул.

– Вы видите, как это просто, мой друг. Никто не видел, какмы вошли. Никто не увидит, как мы уйдем. И без всяких помех мы могли быпровернуть какое-нибудь маленькое дельце. Например, растеребить этот шнур, такчтобы картина висела на честном слове. Теперь допустим, кто-нибудь случайнооказался перед домом и видел нас. Опять же ничего страшного, так как все знают,что мы друзья хозяйки.

– То есть вы хотите сказать, что здесь орудовал кто-то изсвоих?

– Именно так. Не психопат, свалившийся невесть откуда, акто-нибудь из людей, близких к дому.

Он направился к двери. Мы молча вышли и начали спускаться.Кажется, мы оба были взволнованны.

На повороте лестницы мы вдруг остановились. Какой-то человекшел нам навстречу. Остановился и он. Лицо его оставалось в тени, но, судя попозе, он совершенно растерялся. Наконец он окликнул нас, громко и вызывающе:

– Какого дьявола вам тут нужно, хотелось бы мне знать?