На ночлег остановились в довольно большой деревне,расположенной на самом краю долины, – дальше начинались горы. Старостаразместил «артель» в общинном доме – «рабочих» во дворе, «мастера» и «инженера»внутри. Соломенный пол, никакой мебели, дырявые стены из бумаги. Это, значит, ибыл хотэру, про который говорил утром Камата. Из других постояльцев там быллишь бродячий монах с посохом и котомкой для подаяний, но он держался поодаль ивсё время отворачивался – не желал осквернять взор видом «волосатого варвара».

Фандорину вздумалось пройтись по деревне, но жители велисебя не лучше бонзы – дети с криком разбегались, женщины визжали, собакизаливались лаем, так что пришлось вернуться. Явился смущённый староста, многокланялся и извинялся, просил гайдзин-сана никуда не ходить.

– Фуру пазанто нева си уайт ман, – перевёл Камата,смеясь. – Ю сакасу манки, синку.

Свесив длинные руки и переваливаясь, он заковылял по комнатеи при этом хохотал во все горло. Эраст Петрович нескоро понял, в чем дело.Оказалось, что белых в деревне отродясь не видывали, но один из местных жителеймного лет назад был в городе и видел в тамошнем цирке страшную дрессированнуюобезьяну, которая тоже была по-чудному одета. У Фандорина глаза такие жебольшие и синие, вот невежи и перепугались.

Камата ещё долго с удовольствием рассказывал, какие дуракикрестьяне. У японцев есть пословица: «Семья остаётся богатой или бедной недольше, чем три поколения», и это правда – в городе жизнь устроена так, чтобогачи через три поколения вырождаются, а бедняки пробиваются наверх, таковзакон справедливого Бога. Но в деревнях живут тупицы, которые не могутвыбраться из нищеты уже тысячу лет. Когда родители дряхлеют и больше неспособны работать, собственные дети относят стариков в горы и оставляют тамподыхать – чтоб не тратить зря еду. Учиться новому крестьяне не желают, в армиислужить не хотят. Как с таким быдлом строить великую Японию – непонятно. Ноесли за подряд взялся Цурумаки-доно, построим, никуда не денемся.

В конце концов, устав расшифровывать болтовню собеседника,титулярный советник отправился спать. Почистил зубы порошком «Диамант», умылсяв походной ванной, чрезвычайно удобной, только вода сильно пахла резиной. Масатем временем разложил койку, закрыл её зеленой сеткой и, отчаянно работаящеками, надул подушку.

«Завтра», сказал себе Фандорин и уснул.

* * *

Последние пять ри стоили вчерашних одиннадцати. Дорога сразуже круто забрала вверх, стала петлять между холмами, которые тянулись всё вышеи выше к небу. С велосипеда пришлось слезть, катить его за руль, и молодойчеловек пожалел, что не оставил машину в деревне.

Уже далеко за полдень Камата показал на гору с заснеженнойверхушкой:

– Ояма. Теперь вправо-вправо.

Тысячи четыре футов, определил на глаз Фандорин, задравголову. Не Казбек, конечно, и не Монблан, но возвышенность серьёзная, ничего нескажешь.

Место, куда мы идём, немножко в стороне, объяснил командир,который сегодня был сосредоточен и малоразговорчив. Вытягиваемся цепочкой, нешумим.

Шли ещё часа два. Перед входом в узкое, но не длинное ущельеКамата спешился и разделил отряд на две части. Большей велел прикрыть головылистьями и ползти через теснину на брюхе. Человек десять оставил на месте свьючными животными и поклажей.

– Вышка. Смотреть, – коротко пояснил он ЭрастуПетровичу, ткнув куда-то вверх.

Очевидно, где-то поблизости был наблюдательный пунктпротивника.

Двести саженей ущелья титулярный советник преодолел таким жеманером, как остальные. Костюм нисколько не пострадал; специальнопредназначенный для горных прогулок, он был оснащён великолепными наколенникамии налокотниками из чёртовой кожи. Сзади пыхтел Маса, ни в какую несогласившийся остаться при муле и велосипеде.

Преодолев опасное место, дальше двигались в полный рост, нодержались зарослей, а открытые места обходили. Камата явно знал дорогу – то липолучил точные инструкции, то ли уже бывал здесь раньше.

Не менее часа карабкались по лесистому склону, вдолькаменистого ручья.

На вершине командир махнул рукой, и «чёрные куртки»обессиленно повалились на землю. Камата жестом поманил Фандорина.

Вдвоём они отошли ещё шагов на сто, к голому, поросшему мхомвалуну, с которого открывался обзор и на окрестные вершины, и на раскинувшуюсявнизу долину.

– Деревня синоби там, – показал Камата на соседнююгору.

Она была примерно такой же высоты и тоже поросла лесом, нообладала одной интригующей особенностью. Часть верхушки (вероятно, вследствиеземлетрясения) откололась от массива и покосилась, отделённая от остальной горыглубокой трещиной. С противоположной стороны обрубок заканчивался пропастью –это осыпался склон, не в силах удержать на своей накренённой поверхности толщуземли. Причудливая это была картина: кособокий, зависший над бездной ломотьгоры.

Эраст Петрович приник к биноклю, но поначалу никакихпризнаков человеческого жилья не обнаружил, лишь тесно сомкнувшиеся сосны, далетающие зигзагом стайки птиц. Только к самому краю пропасти прилепиласькакая-то постройка. Покрутив колёсико, Фандорин увидел деревянный дом, должнобыть, изрядного размера; от стены, уходя в никуда, торчало что-то вроде мостикаили причала. Но кто будет там, на двухсотсаженной высоте, причаливать?

– Момоти Тамба, – сказал Камата на своёмсвоеобразном английском. – Его дом. Остальные дома снизу не видно.

Сердце титулярного советника сжалось. О-Юми близко! Но кактуда попасть?

Он ещё раз медленно обшарил всю гору биноклем.

– Не понимаю, как они туда п-попадают…

– Неправильный вопрос. – Командир «чёрных курток»смотрел не на гору, а на Эраста Петровича. Взгляд у него был одновременноиспытующий и недоверчивый. – Правильный вопрос: как мы туда попадём? Я незнаю. Цурумаки-доно сказал, гайдзин придумает. Думайте. Я подожду.

– Нужно подобраться ближе, – сказал Фандорин.

Подобрались. Для этого пришлось подняться на вершинурасколотой горы – теперь обрубок был совсем рядом. К отсёкшей его расщелине нешли, а ползли, стараясь не высовываться из травы, хотя на той стороне не быловидно ни души.

Титулярный советник прикинул размеры трещины. Глубокая, сотвесной стеной – не вскарабкаешься. Зато неширокая: в самом узком месте, гдена той стороне торчит мёртвое, обгоревшее дерево, вряд ли больше десятисаженей. Вероятно, чтобы перебраться, синоби пользуются перекидным мостом иличем-то в этом роде.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Камата. –Можно туда попасть?

– Нельзя.