В чем тайна Исповеди и отпущения грехов? В чем заключается отпущение, прощение, снятие грехов? И есть ли это избавление от грехов? Ведь свершенный грех не забывается, как и все в душе, — скрытно живет в недрах души, а будучи вспоминаем, совершается как бы заново, потрясая совесть болью и ужасом… Может быть, отпущение есть разрешение на забвение совершенного греха? Может быть, смысл отпущения в напутствии: «ИДИ И НЕ ГРЕШИ!» Исповедь и причащение (может быть) суть рубежи причастности к Благодати, которые дают «напоминание» и «возможность» если уж не перестать грешить, то хоть по крайней мере не погрязать все больше и больше в бездну тьмы. Ибо они связаны с покаянием, с потрясением покаяния, и с прикосновением (вот оно: «…страшных Твоих Тайн») к свету Прощения Любви (которые надо помнить, которые нельзя забывать). Вспомнить хотя бы исповедь Василия Великого! А молитвы покаянные, всегда и помимо «отпущения грехов» произносимые?!

В 5 часов звонок Алены (тихий грудной смех): «Что у тебя? Куришь? Женщина — и ее „отдых“ дома: перебираю, перекладываю книги, постирываю, повесила твой портрет против телефона…» Рассказала об обиженном до слез Онике [Саркисове]: Стрижиха не дала его подпись на грамотах активу Кировского завода. Вторично звонил Кухарский о Западном Берлине. Уланова, как и Хайкин, тоже получила только грамоту (?!). «Завтра позвоню все-таки».

В 7 часов вечера у Копелей: фильмы Чаплина, пущенные на полную мощность… Боб и Муська уезжают в город. Вечером один, с книгой Гаука, знакомые чувства и мысли в связи с его и моим «дирижерским циклом»… Перед сном заходил Коп. С ним о Цвейге, Фуртвенглере, Вальтере, Гауке и других Больших…

31 мая.

Понедельник. Со вчерашнего вечера идет упорный мелкий дождик. Холодно. Т.М. уехала в Нарву с Фирой к парикмахеру. Я — записал день. Пришла газовщица, чинит сгоревшую горелку в колонке. С 12 до 2 слушал дважды Шестую симфонию Сибелуса. Стало зябко. Пытался затопить печку, не сумел нащепать лучину. Хорош, нечего сказать… Ограничился чашкой теплого кофея с булкой. В 3-м часу пришла Т.М. Живо наколола лучины и затопила, к моему стыду, печку. Сообщила: в Нарве сильный дождь и цветет сирень. Пока она топила, я разыскал среди Алиных книг рассказы Юлиана Семенова. 4 час. — обед. Дрема. Все еще дождит…

Около 5-ти звонок Алёши. Пока говорили, мимо окошка под дождем ходит, «земледельничает» Копель, а за ним бегает промокший Стась. Аля: «Даю слово 4-го не ездить», «Вот 17-го и отпразднуем».

Продолжаю читать Семенова: хорошо, хотя и очень несамостоятельно. (Хемингуэй). 8.30 — ужин (корюшка!). В 9 часов у меня Копель с очередной вечерней беседой… На улице тихо, тепло, моросит.

1 июня.

Вторник. В 6 час. утра выходил на крыльцо. Светлые высокие тучки. Полная тишина. Перекличка петухов: одного — басовитого и приглушенного, видно, еще из курятника, и другого — резкого, звонкого — на весь лес. В 10.40 пошел, наконец, в поход: рекой (от Кудрякюле) мимо Гликманов — к морю. По морю, за «Русалку», через Нурме и парк — домой. Усть-Нарва готовится к превращению в цветущий сад: все еще в полном цвету черемуха, цветет рябина, зацветает кустарник, который оденет белыми медоносными бордюрами все улицы и пустыри. Зацветает сирень! Желтыми мотыльками покрылась акация. Розовеют яблони. Они выглядят особенно веселыми, даже пестренькими. Это потому, что еще много на их ветвях не раскрытых ярко-алых бутонов вперемешку с белоснежными и уже развернувшимися лепестками. Позже яблони сплошь обольются торжественной белизной гудящих пчелами цветов. Все поляны в золоте огромных одуванчиков. Под кленами желтеют слои осыпавшихся цветов.

Гликманов нет: уехали в Ленинград. Среди цветущих яблонь — одинокая фигура Веры Евгеньевны со скребком в руках.

Море и тучи в легкой синеватой мгле, пронизанной светом. Прохладно. Чистота и легкость воздуха, как всегда, несказуемы: кажется, когда дышишь — воздух не успевает дойти до глубины груди, впитывается в стенки гортани, охлаждая ее чудесной, целебной свежестью. Идет уборка пляжа грейдером, тракторами: он неровный, перемолотый, песок вязкий, кой-где стоит вода целыми озерками. Склоны дюн изгрызаны зимними штормами, заметно отодвинулись от моря.

Пройдя «Русалку», долго сидел у моря. NB: первоначально в записной книжке: сижу беспечально. Не помню уж, когда так отсутствовал во мне любой гнет и любая забота: хорошо несказанно, легко и светло… и поплескивает водица…

Видел девчушку с бабкой. У девчушки в руках зацветающие ландыши (!!). На склоне одной из канавок у Нурмэ увидел и сам ландыш — с выкинутыми бутонами. Кроме того, множество на том же склоне уже цветет нерукотворных, наинежнейших, склонивших головки колокольчиков кислицы.

Дома был в 2 час. 20 мин. Вскоре поспел обед. Сон. Т.М. топит печку. Я — записал день. Опять слишком многословно!! (Сейчас полшестого).

У дома на скамейке: предвечерний час. Высоко плывет сплошная, светлая пелена медленных туч. Очень тихо. Прохладно. Парочка горихвосток порхает у дровяного сарая: там у них гнездышко.

Чтение Ю. Семенова.

9 часов — звонок Али. Ужинает. Еще вся в своем: только что пришла с экзамена Риты, которая очень волновалась (и получила 4 с плюсом), и Алексея Николаевича, получившего 5. Алена еще вздрючена и нервна. Звонила ей из Берлина настырная Шлезингер. Аля ее отшила. Завтра у Алены репетиция Арвида и опять экзамены.

2 июня.

Среда. Большой круг лесом. Из дома вышел в 11 часов. Миновал соседнюю стройку, обезобразившую большой квартал нашего соснового бора, вышел на дорожку, ведущую к можжевеловому углу. В лесу очень тихо и, несмотря на пасмурный день, очень светло. Кукуют кукушки. Воздух легкий, как вчера на море, но только без холодка, ласковый.

В березняках и около одиночных берез идет брачный лёт майских жуков. Много их сидит на молодой листве берез поодиночке и парами, вялых, тяжелых, напоминающих желуди. Незаметно, по «тропке маслят», с отдыхами, добрел до просеки «высоковольтного напряжения». Присел (на то самое бревно, на котором еще в прошлом году поджидал Алю, собирающую грибы).

Издалека заметивший меня черный ворон внезапно поднялся в воздух, тревожным карканьем оповестил лес о «вторжении ненавистного» и вместе со своей женой скрылся за соснами. Ненадолго проглянуло солнце. Но вскоре опять потемнело, и даже заморосил теплый дождь.

Шлось мне не могу сказать чтоб легко: все бедствую дыханием… Да и не рассчитал расстояние, слишком далеко зашел, да дорога песчаная оказалась изрытой грузовиками. В общем, поустал… Но все же благополучно добрел до конца улицы Рая и даже до рынка, где и сел в автобус. В общем