А война, которую ты упомянула, когда одна маленькаяевропейская нация пыталась истребить целые народы… Во имя какой великойвозвышенной цели это делалось? И что о ней помнит мир? Лагеря смерти, печи, гдетысячами горели людские тела. А сами идеи исчезли!

Послушай, очень сложно определить, что хуже – религия илисама идея. Вмешательство сверхъестественных сил или простое и логичноеабстрактное решение! И то и другое наводнило землю страданиями, и то и другое вбуквальном и фигуральном смысле поставило человеческую расу на колени.

Как ты не понимаешь? Не мужчина враг человеческого рода. Этонерационально – духовное, отделенное от материального, от уроков бьющегосясердца или кровоточащей вены.

Ты обвиняешь нас в алчности. Но ведь в алчности нашеспасение. Ибо мы знаем, кто мы такие, мы знаем свои пределы и свои грехи, ты жесвоих никогда не знала.

Ты хочешь начать все заново – принести с собой новуюрелигию, новое откровение, новую волну суеверий, жертвоприношений и смертей.

– Ты лжешь, – ответила Акаша, едва сдерживаябешенство. – Ты искажаешь саму красоту моих мечтаний, искажаешь, потомучто тебя не посещают ни видения, ни мечты.

– Красота там, за дверью! – воскликнулаМаарет. – Она не заслужила твоего насилия. Ты так безжалостна, потому чтоуничтоженные жизни ничего для тебя не значат? Ах, ты совсем не меняешься!

Напряжение становилось невыносимым. Мое тело покрылоськровавым потом. Все постепенно впадали в отчаяние. Луи наклонил голову и закрыллицо руками. Только юный Дэниел пребывал в безнадежно восторженном состоянии. ААрман лишь бессильно смотрел на Акашу.

Акаша вела какую-то немую борьбу. Но потом к ней явновернулась убежденность.

– Ты лжешь, как всегда, – отчаянно повторилаона. – Но не имеет значения, станешь ли ты воевать на моей стороне. Ясделаю то, что собираюсь сделать: я пересеку тысячелетия и искуплю тот давниймиг, то давнее зло, которое вы с сестрой привели в нашу страну, я подниму его вглазах всего мира, пока мир не превратится в новый Вифлеем, и на земле наконец-товосторжествует справедливость. Не бывает так, чтобы великое благо непотребовало жертв и мужества. А если все вы восстанете против меня, я создамсебе более ретивых ангелов.

– Нет, ты этого не сделаешь, – сказала Маарет.

– Акаша, пожалуйста, – начал Мариус, – дайнам время. Согласись всего лишь подождать, подумать.

– Да, – добавил я. – Дай нам время.Отправимся туда вместе – ты, я и Мариус, выйдем из снов и видений в реальныймир.

– Ох, как же вы меня оскорбляете, унижаете, –прошептала она. Ее гнев относился к Мариусу, но вот-вот грозил обрушиться и наменя.

– Существует столько вещей, столько мест, –продолжал Мариус, – которые я хотел бы тебе показать! Ты только дай мнешанс. Акаша, две тысячи лет я заботился о тебе, защищал…

– Ты защищал самого себя! Ты защищал источник своейсилы, источник своего зла!

– Умоляю тебя, – сказал Мариус, – я встануперед тобой на колени. Подари мне всего один месяц – пойдем со мной, поговорим,рассмотрим доказательства…

– Какие мелочные, какие эгоистичные, – прошепталаАкаша. – И вы не чувствуете себя в долгу перед миром, давшим вам жизнь,чтобы облагодетельствовать его своим могуществом, чтобы магическим образомпревратить себя из дьяволов в богов?!

Она резко повернулась ко мне, по лицу ее скользнула теньпотрясения.

– А ты, мой принц, вошедший в мои покои, словно кСпящей красавице, вызвавший меня к жизни своим страстным поцелуем? Ты непередумаешь? Во имя моей любви! – Ее глаза опять наполнилисьслезами. – Неужели тебе обязательно вставать на их сторону и идти противменя? – Она сжала ладонями мое лицо. – Как можешь ты предатьменя? – спросила она. – Предать такую мечту? Они – существа ленивые,лживые, полные злобы. Но у тебя чистое сердце. Твое мужество стояло вышепрагматизма. У тебя тоже были мечты!

Мне не пришлось отвечать. Она знала. Ей, возможно, это быловидно лучше, чем мне. Я же не видел ничего, кроме страдания, застывшего в еечерных глазах, кроме боли, непонимания и скорби, которые она уже испытывалаиз-за меня.

Казалось, она вдруг лишилась способности двигаться илиговорить. И я больше ничего не мог сделать, ничего – чтобы спасти их или себя.Я любил ее! Но оставаться с ней не мог! Я безмолвно просил ее понять меня ипростить.

Ее лицо заледенело, как будто ее опять со всех сторонокружили голоса, я чувствовал себя так, словно стоял перед ее троном, заслоняяпуть ее остекленевшему взгляду.

– Тебя я убью первым, мой принц, – сказала она,все более ласково поглаживая мое лицо. – Я хочу, чтобы ты исчез. Я нестану больше смотреть в твои глаза, чтобы прочесть в них предательство.

– Только тронь его – и это будет наш сигнал, –прошептала Маарет. – Мы двинемся против тебя, все как один.

– И двинетесь против самих себя! – ответила она,бросив взгляд на Маарет. – Когда я покончу с тем, кого люблю, я перебьютех, кого любите вы, тех, кому давно пора отправляться в могилу, я уничтожувсех, кого смогу, – но кто уничтожит меня?

– Акаша, – шепотом произнес Мариус. Он поднялся ипошел было к ней, но она в мгновение ока сбила его с ног. Я услышал, как онвскрикнул при падении. Сантино поспешил помочь ему.

Она снова посмотрела на меня, и ее руки обвили мои плечи,нежно и любяще, как раньше. Сквозь пелену слез я увидел ее грустную улыбку.

– Мой принц, мой прекрасный принц… – проговорилаона.

Хайман встал из-за стола. Поднялся Эрик. И Маэл. Потомвстали молодые, а вслед за ними – Пандора, которая направилась к Мариусу.

Она выпустила меня. И тоже поднялась на ноги. Ночь внезапностала такой тихой, что через стекло донеслись вздохи леса.

И вот чего я добился, я, единственный, кто оставался сидетьна своем месте, не глядя на них, вообще ни на что не глядя. Я видел перед собойтолько свою маленькую сверкающую жизнь, свои маленькие победы, маленькиетрагедии, мечты о пробуждении богини, мечты о добре и славе…

Что она сейчас делает? Оценивает их силу? Смотрит на одного,на другого, потом опять на меня. Незнакомка, оглядывающая меня с высоченнойвершины.