— Это будет отмечено в протоколе. Прошу вас,мистер Пеллрод, отвечайте на вопрос.

— Это была ошибка, вот все, что я могусказать.

— Но не сознательная ложь?

— Нет.

— А как насчет ваших показаний здесь? Есть вних ошибки или лживые сведения?

— Нет.

Я оборачиваюсь, указываю на Дот Блейк, затемсмотрю на свидетеля.

— Скажите, мистер Пеллрод, можете ли вы какстарший инспектор по рассмотрению заявлений, положа руку на сердце, посмотретьв глаза миссис Блейк и сказать ей, что ваша компания обошлась с Донни Рэем повсей справедливости? Можете?

Пеллрод мнется, дергается, хмурит брови ивопросительно косится на Драммонда. Затем прокашливается и, строя из себяобиженного, цедит:

— По-моему, я вовсе не обязан отвечать на этотвопрос.

— Большое спасибо. У меня все.

Я укладываюсь менее чем в пять минут, изащитники растерянно переглядываются. Они рассчитывали, что весь сегодняшнийдень мы провозимся с Рейски, а Пеллрода отложим на завтра. Но меня эти паяцы неинтересуют. Мне не терпится услышать вердикт присяжных.

Киплер возвещает о двухчасовом перерыве наланч. Я отзываю Лео в сторонку и вручаю ему список из шести фамилий людей,которых хочу привлечь в качестве дополнительных свидетелей.

— Это ещё что за чертовщина? — удивляется он.

— Шестеро врачей, все из Мемфиса, которыеготовы выступить, если вы вызовете своего шарлатана. — Уолтер Корд простоосатанел, узнав о том, что Драммонд собирается доказывать, будто операции потрансплантации костного мозга находятся ещё в стадии разработки. И он накрутилсвоих коллег и друзей, которые теперь тоже рвутся в бой.

— Он вовсе не шарлатан, — уязвленно возражаетДраммонд.

— Пусть тогда знахарь, — уступаю я. — Как быто ни было, он просто шаман, и вдобавок из Нью-Йорка. А у меня здесь полдюжиныгорячих местных парней. Валяйте — зовите его. Славная драчка получится.

— Ваши свидетели не внесены в предварительныесписки. Это нечестно.

— Это свидетели, привлеченные для дачиконтрдоказательств. Впрочем, можете пожаловаться на меня судье.

И я испаряюсь, оставляя его с разинутым ртом.

* * *

Ланч уже позади, но судья ещё не успелобъявить о начале следующего заседания, и я останавливаюсь перекинутьсянесколькими словами с доктором Уолтером Кордом и двумя из его коллег. ДокторМилтон Джиффи, драммондовский знахарь, одиноко восседает в первом ряду позадистола защиты. Адвокаты уже рассаживаются, начиная готовиться к вечернемузаседанию, когда я подзываю Драммонда и представляю ему соратников Корда.Драммонду, определенно, не по себе. Чувствуется, что он нервничает. Все троемедиков устраиваются за моей спиной. Пятеро стряпчих из «Трень-Брень» буквальнопожирают их глазами.

Вводят присяжных, и Драммонд вызывает своегоследующего свидетеля. Это Джек Андерхолл. Он присягает, усаживается и смотритна присяжных с улыбкой слабоумного. Я не понимаю, на что рассчитывает Драммонд.После трехдневного спектакля, разыгрывавшегося на глазах у жюри, веритьАндерхоллу может разве только помешанный.

Впрочем, карты Драммонда открываются сразу. Онставит на попытку развенчания показаний Джеки Леманчик. Все её показания —полное вранье. Она солгала, что получила десять тысяч долларов в качествеотступного. Она солгала про тайное соглашение, потому что никакого соглашения ив помине не было. Все её россказни про существование тайных схем — отъявленнаяложь. Сексуальные связи с начальниками — бред сивой кобылы. И даже отказкомпании выплатить ей страховку — чистейший воды вымысел. Если поначалу вголосе Андерхолла можно было услышать хотя бы тень сочувствия, то сейчас онпросто звенит от негодования и желания свести с обидчицей счеты. Невозможно,казалось бы, с улыбкой поливать человека грязью, но Андерхоллу это удается.

Ход это дерзкий и рискованный. Поразительно,что служащий корпорации, неоднократно пойманной на вранье и подлоге, позволяетсебе обвинять кого-то во лжи. Должно быть, они решили, что данный суд имеет длякомпании куда большее значение, нежели любые последующие иски, которыесобирается подать Джеки. Похоже, Драммонд ради стремления навести тень наплетень не боится даже окончательно восстановить против своей стороныприсяжных. Либо считает, что, опорочив молодую женщину, которой в зале нет икоторая не в состоянии оправдаться, особо ничем не рискует.

По словам Андерхолла, работала Джеки из руквон плохо. Частенько прикладывалась к бутылке и не ладила с большинствомсослуживцев. Вот и пришлось принять меры. Дабы не портить послужной список, ейпредложили уйти по собственному желанию. А предстоящий допрос тут совершенно нипричем, как и вся эта мышиная возня с делом Блейков.

Допрос Андерхолла рекордно скоротечен.Драммонд надеется, что хоть этот свидетель покинет зал без нанесениясущественного урона и без того подмоченной репутации «Прекрасного дара жизни».От меня тут мало что зависит, и остается лишь надеяться, что присяжныепрезирают его так же, как и я. Вдобавок Андерхолл — юрист, и сладить с нимнепросто.

— Скажите, мистер Андерхолл, — вежливо начинаюя, — принято ли в вашей организации заводить личные дела на сотрудников?

— Да.

— И у Джеки Леманчик имелось личное дело?

— Да.

— Оно у вас с собой? Изчезла

— Нет, сэр.

— А где оно?

— Наверное, в архивах компании.

— В Кливленде?

— Да.

— Значит мы не можем с ним ознакомиться?

— Естественно, раз у меня его нет. Никто несказал мне, чтобы я захватил его с собой.

— Скажите, туда заносятся сведения одостижениях по службе и тому подобное?

— Да, конечно.

— А сведения о выговорах, о повышении илипонижении в должности, переводе на другое место?

— Да.

— Значит в личном деле Джеки эти данные тожеесть?

— Наверное.

— А фигурирует ли в её личном деле письмо спросьбой об увольнении?

— Да.

— Но только нам придется в этом поверить вамна слово, не так ли?