— Это просто! Проще пареной репы. Могу любого цвета,возраста и положения. Даже монашенку... Монашенки особенно...

Томас рыкнул:

— Мне нужна моя женщина! Она сейчас в преисподней...

— А где ей еще быть? — удивился демон. — Всеженщины там... Одни уже, другие потом, но все будут там. Могу посодействовать сЕленой Прекрасной, Сафо, Умилой, Авдотьей Рязаночкой... гм, нет, с Авдотьей неполучится, зато Гвеньевера, Моргана, Далила...

— Нет, — отрезал Томас. — Мне нужна мояединственная. Ее зовут Ярослава. Ее недавно уволок один такой обгорелый.

Демон скорбно покачал крохотной рогатой головкой:

— Это будет трудно.

— Трудно? — не поверил Томас. — Труднее, чемЕлену Прекрасную?

— Всяк знает, где Елена, — объяснил демон. —Всяк знает, где Сафо, и на какой козе к ней подъехать. А где искать женщину нестоль именитую? Ну-ну, пока не столь именитую. Вы можете пересмотреть всехженщин на белом свете? То-то. А в аду женщин в десятки раз больше. Они ведь всетам, начиная с самой первой, Лилит. И второй — Евой.

Калика покачал головой:

— Врешь... Никакой ты не Асмодей. Всяк знает, что Лилит— лучшее творение бога, и свободно бывает везде, где хочет. Хоть в аду, хоть наземле. А Еву с Адамом вывел их праправнук, когда на кресте кончился. Ни хренане знаешь, мелочь пузатая, а щеки дуешь!.. Ладно, тогда последний вопрос... Ктоиз чертей волен явиться в наш мир и украсть... или послать кого-то, чтобы длянего украли...

Томас напряженно замер. Демон всплеснул короткими ручками:

— Только сам Сатана! Остальным не в их власти. Развечто поневоле, как я сейчас. Но Сатана не явится, у него своя гордость...

— И все?

— Н-нет... — ответил демон, колеблясь.

— Кто еще?

— Ну... говорят, в этот мир отлучается Вельзевул. Этоправая рука Сатаны, он силен и грозен... но он еще и умеет обходить вселовушки, что на него ставят те, что наверху. На самом верху! А больше... нет,больше почти никто. А если кто и выберется, то всю добычу тащит Вельзевулу.

Олег буркнул:

— Это все, что знаешь?.. Брысь.

Он перевернул ладонь тыльной стороной вверх, даже большойпалец опустил вниз обрекающе, и демон исчез с пристыженным воплем. Томас тяжеловздохнул, слышно было как нервно переступали с ноги на ногу рыцари. Обакрестились торопливо, шептали молитвы, но умолкали всякий раз, когда в их сторонуоглядывался страшный язычник с красными, как огонь, волосами.

— И что же? — спросил Томас, когда каликанекоторое время безуспешно вздымал длани, творил заклятия, швырял пучки травы всередину звезды.

— Что-то больше никто не идет, — призналсякалика. — То ли бабка больше не умела, то ли звезда такая слабенькая.

— А ты?

— Что?

— Ты разве не можешь?

Калика искренне изумился:

— Я что, чернокнижник?

Томас поперхнулся готовым ответом, успел подумать, чтокалика в самом деле из другого мира, ибо чернокнижники — это христиане,отрекшиеся от Спасителя, предавшие его, а калика чернокнижных мерзостей незнает, с демонами не водился, могил не раскапывал, а младенцев невинных если иубивал, но не из подлости, а по убеждениям своей веры.

— Так ты, значит, — спросил он без надежды, —в этой магии не разберешься?

— Больно она подлая, Томас. От тайного предательства! Ая Христу твоему открытый противник.

Рыцари нервно дергались. Их ладони то прыгали как лягушки нарукояти мечей, то отдергивались, будто отброшенные ударом копыт боевого коня:помнили, как этот диковатый разделался с колдунами Стоунхенджа.

Томас взмолился:

— Тогда почему бы тебе не прибегнуть к своей магии? Какее... волшбе! Пусть я буду за это проклят и гореть мне в аду, но лишь бы спаститу, которой я так мало уделял внимания и ласки!

— Тебе гореть в аду?

— Разве не я тебя подтолкнул? Так что и отвечаю я.

— Магия, — пробурчал Олег с тоской. — Делодаже не в этике, хотя без этики человек еще не человек, а так... всего лишьразумное нечто. Просто я давно ею не пользовался. А с нею как с музыкой... Одинсказал, что если день не поиграет на своей проклятой дуде... или не на дуде?..то мать замечает, что начал играть хуже. Если не поиграет три дня, замечают идрузья. А не поиграет неделю — замечают все.

— Кто сказал?

— Не помню. Или еще не сказал... а скажет. У меня отэтой дурной попойки все путается. Одно наползает на другое как жаба на жабу повесне. В магии, сэр Томас, слишком много от дикой силы. А я всегда ненавиделсилу. Любую. Даже добрую.

Томас недоверчиво смерил взглядом могучую фигуру калики.Скалы бы ломать, а не гнуть спину над поисками Истины в темной пещере. Сто лет,говорит, просидел в пещере! Да одна его ночка в половецком стане перечеркнетлюбую святость.

— И что же мне? — прошептал он беспомощно.

— Не знаю, — ответил калика с досадой. — Яведь чужой в этом христианском мире!

В своих королевских покоях Томас велел слугам податькрепкого вина — горе заесть нельзя, а запить можно, — но каликапритронулся только к головке сыра. Челюсти его двигались медленно, взгляд былустремлен на стену так пристально, что Томас то и дело оглядывался, но стенакак стена, никакая харя не выступает из серых камней.

— Олег, — сказал он горячо, — мне дядярассказывал, что однажды Одиссею боги предложили на выбор: прожить долгуюсчастливую жизнь на своем маленьком островке в безвестности, или же прожитькоротко, но с великой славой? Одиссей выбрал короткую жизнь, но чтобы сославой. Тогда боги, восхищенные его мужеством, даровали ему жизнь со славой, нои долгую. Увы, это были времена гнусного язычества, а сейчас законы иные... Ноя все же хочу прожить славно... а не как Мафусаил, о котором священник чуть нерыдает от умиления. Ну, который прожил девятьсот с лишним лет, но такимпустоцветом, что никаких великих деяний за собой не оставил!

Олег задумчиво смотрел на раскрасневшееся лицо молодогорыцаря. Вздохнул, тряхнул головой, словно отгоняя вьющиеся над ним как мухидумы:

— Ну, это ваша церковная брехня, что Мафусаил прожилбесполезно. Это выгодно так церкви рассказывать... На самом деле даже имя егозначит «убивающий мечом». Он доходил до пределов земли, чтобы узнать у своегодеда Эноха о предстоящем потопе, а умер перед самым потопом. Кстати, сам потопбыл отсрочен на неделю из-за траура по Мафусаилу... Такие почести пустоцветамне оказывают! Но я понял, что ты хотел сказать. Готов рискнуть не толькожизнью, но и душой, только бы вызволить... вызволить Ярославу. Или хотя быпопытаться вызволить. Так?