Церемонию начал Верней. Его обслуживали Жюстииа и Доротея.Он истязал жертву в продолжение двух часов, когда она дошла до кульминациистраданий, распутник, подстегиваемый рукой д'Эстерваля, извергнулся в задЖюстины, чью промежность в этот момент ощипывала одна из старух, чтобы еедвижения были более живыми и возбуждающими.

Следующим был Виктор, сопровождаемый Лореттой и мадам деВерней: читатель уже понял, что молодой негодяй пытал свою тетю, изливая похотьна своей матери и сестре. В какой-то момент мадам де Верней обуял невыносимыйужас, и сын сразу заметил это. Монстр как раз держал в руке стальную иглу,которой колол ягодицы тетки, и он с размаху вонзил ее в обе груди матери, разразившисьгрязной бранью. Общество возмутилось — это было серьезное нарушение порядка;операцию прервали, чтобы наказать виновницу и по навету сына его мать тотчасприговорили к четыремстам ударам хлыстом, которые измочалили ее тело, углубивраны, полученные прежде. Флагелляцию совершили четверо опытных злодеев, аВиктор попросил оставить для него материнскую грудь, которую истерзал сам, покаЖернанд сосал ему член, а его отец сократировал его. После наведения порядкапытки возобновились. Начинающий злодей увлеченно занимался ими целых три часа ииспытал за это время два оргазма: один раз, когда мастурбировал, второй, когдасодомировал мать, а сестра лизала ему задний проход.

Затем жертва перешла в руки своего мужа; он изрезал ееланцетом и сбросил сперму в рот педерасту, выколов последним ударом правый глазнесчастной женщины.

Д'Эстерваль, кажется, превзошел всех; его семя принялаЖюстина, причем он жестоко помял ей груди, едва не разворотив влагалище.

Когда дошла очередь до Брессака, у жертвы уже не оставалось силдаже на страдания. Бледное, обезображенное, когда-то красивое лицо, исполненноенеземного очарования, теперь являло собой душераздирающий образ боли и смерти.Но она еще смогла пасть к ногам мужа и.слабым голосом снова молить его опрощении, но непреклонный Жернанд долго смотрел на нее в этом отчаянномсостоянии и блаженно бормотал:

— Ах, черт возьми! Как приятно видеть женщину в такомсостоянии! Как прекрасна она в страдании! Помоги мне, Жюстина, потри сильнеемой член о лицо твоей госпожи…

— Друг мой, — прервал его Верней, — этопрекрасное лицо надо бы отхлестать хлыстом…

— Надо на него испражниться… — сказал Виктор.

— Надо осыпать его пощечинами… — сказал д'Эстерваль.

— Намазать его медом и напустить ос… — сказала Доротея.

— Терпение, друзья, — возвысил голос Жернанд, снаслаждением наблюдая смену оттенков боли на лице супруги при каждом из этихпредложений, — нет никакой возможности удовлетворить вас всех сразу. Итак,каждый из вас желает сделать то, что предложил?.. Хорошо, тогда я отдаю ее вам.

Все предложенные ужасы были исполнены неукоснительно. Пятерочудовищ обрушили на несчастную всю свою похотливую ярость, и после недолгойжизни, завершившейся одиннадцатью долгими часами самых изощренныхиздевательств, этот ангел небесный вознесся туда, откуда спустился только длятого, чтобы на краткий миг украсить землю.

Трудно в это поверить, но истерзанное тело прекраснойженщины положили на середину стола, на котором был накрыт изысканнейший ужин.

— Вот как я люблю удовольствия! — торжествующезаявил Верней. — Такое дано испытать только тому, кто сумеет преступитьвсе границы. Как приятно любоваться злодейством, которое ты совершил сам! Да,нет ничего сладостнее, чем порок: вкушая его плоды, наслаждаясь егопоследствиями… О друзья мои, до какой степени жестокость подхлестывает нашенаслаждение!.. Вот она перед нами, та женщина, которая была жива час назад,которая слышала наши речи, безумно боялась и умоляла нас… Один миг, и всекончилось, и это очаровательное создание, такое нежное и кроткое, минуту назад,превратилось в бесформенную массу благодаря нашим страстям… Как они прекрасны имогущественны, страсти, которые приводят к таким безумствам! Как великолепен ихпорыв! Как он благороден и возвышен! Если бы Бог существовал на самом деле,разве не были бы мы его достойными соперниками, уничтожая то, что он создал?Да, да, друзья! Я еще раз утверждаю, что убийство — это самый великий, самыйпрекрасный и приятный из всех поступков, доступных человеку… А где, кстати, этапрекрасная душа, которую мы вырвали из этого тела? Куда она делась? Что с нейстало? Надо быть безумцем, чтобы хоть на миг допустить возможность еесуществования. Разве мы наблюдали, как эта душа слабеет по мере того, как мыразрушали ее вместилище? Выходит, все это было только материей, и я вас спрашиваю,можно ли назвать .преступлением то, что приводит к деформации маленькогокусочка материи?..

— Прошу прощения, — перебил Брессак, — но разуж мы начали рассуждать на столь важную тему, я прошу позволения изложить моимысли насчет догмата о бессмертии души, который издавна волнует философов.

— Разумеется, — сказал Жернанд, — давайтевыслушаем моего племянника, я уверен, что он глубоко разбирается в этомвопросе.

— Даже в самых далеких эпохах, — продолжалБрессак, — мы, к сожалению, найдем поклонников абсурдной идеи о бессмертиидуши только среди народов, погруженных в болото невежества. Если поищемпричины, которые привели к этому абсурду, мы увидим их в политике, в страхе инезнании, но независимо от причины нам важно понять, на чем эта система основана.Боюсь, что анализируя ее, мы найдем ее такой же химерой, как и все культы,которые она освящает. Надо отметить, что даже в те времена, когда такое мнениесчиталось самым авторитетным, были мужи, достаточно разумные, чтобы подвергнутьего сомнению.

Люди во что бы то ни стало стремились познать истину, но ниодин из богов, воздвигнутых ими, не дал себе труда просветить свои творения.Скорее всего эта нелепость зародилась в Египте, то есть среди самогодоверчивого и суеверного на земле народа. Между прочим, надо подчеркнуть, чтоМоисей, воспитанный в египетском духе, не говорит об этом ни слова своимевреям. Достаточно умный политик, чтобы придумать новые оковы, он не предложилэтот догмат своему народу: очевидно, счел его настолько глупым, что не осмелилсяим воспользоваться. Сам Иисус, кумир бродяг и негодяев, образец шарлатанства,тоже не упоминает о бессмертии души, он всегда выражался как настоящийматериалист, и когда он грозит людям карами, мы видим, что речь идет о ихтелах, и никогда и нигде — о душе[56]. Но я не собираюсьдоискиваться до причин этой отвратительной сказки — я хочу лишь показать еенесостоятельность и нелепость.

Все же друзья мои, остановимся ненадолго на еепроисхождении. Несчастья и беды, свирепствующие на земле, разрушительныеприродные явления — это, разумеется, главные причины; плохо понятые инеправильно истолкованные явления физики — вторая причина, а третьей былаполитика. Неспособность человека понять самого себя связана скорее не с невозможностьюразгадать эту загадку, а с манерой ее изложения. Древние предрассудки настроиличеловека против своей природы: ему хочется быть тем, чем он стать не может, онлезет из кожи вон, чтобы оказаться в сфере иллюзий, которая, даже если бы онасуществовала, не может сделаться ему родной. Что же ему остается делать в такомслучае? Разве недостаточно объясняется механизм инстинкта у животных идеальнойкомбинацией их органов? Разве опыт не доказывает, что инстинкт ослабляется всилу изменений, которые в них происходят либо в результате несчастных случаев,либо по причине старости, и что животное погибает, когда исчезает гармония,служившая основой его жизни? Как можно ослепнуть настолько, чтобы не видеть,что в человеческом организме происходит то же самое? И мы только что увиделиэто на примере женщины, чей труп лежит перед нами. Но прежде чем усвоить этипринципы, надо понять, что природа, хотя она единственна и едина по своей сути,изменяется до бесконечности, кроме того, не следует забывать такую первостепеннуюаксиому: следствие не может быть главнее своей причины, результаты любогодвижения отличны друг от друга, они усиливаются или ослабляются в зависимостиот силы или слабости толчка, вызвавшего это движение.