class="p1">Сидел у себя, читал Уэльса «Россия во мгле». В сумерках появление четы Фирунов с ворохом прогнозов по части мясных и прочих дел.

А в природе сегодня первый за все время тихий вечер, мирный и благодатный…

24 июня.

Четверг. В 8 часов утра разбудил Тиша. Вышел с ним: золотое утро. Первый погожий день. 10.30 — на море. Иду тихо и грустно (дыхание…). С моря тихая ласка свежести. Море бледно-лазурное, молочно-лазурное; небо ярко-синее, прозрачное; горизонт очерчен сиреневой дымкой; плывет цепочка кучевых облаков. Море дышит; на песок набегают журчащие каемки пены.

Часто присаживался, отдыхал, дышал.

Мокрый, весь вихляющий на бегу

щенок черной овчарки с ребятами

плещутся в море.

Вершина березы в самой глубине синего неба, струящая листики. На пляже у заставы на скамейке. Благодатная, прозрачная дрема. «Голубая мечта»?! Какая чепуха! Голубым — бывает счастье! Вот здесь, сейчас оно!

После обеда — дрема. Т.М. ушла в баню. Сказала, что Тиша ел и гулял. 4.30 — проснулся. На лужайке с биноклем: горихвостки с червячками в клювах. 6 часов. Звонок Али (очень надсаженная, дерганая, «наколотая»): холод в квартире. Вчера вечер заняли водопроводчики: меняют треснувшую раковину <…> в ванной. <…>

В 7 часов — Пигулевский. С ним на крыльце. Его болтовня и обывательские допросы о Филармонии. <…> В итоге всего 3 рюмки водки у Копеля и вылезшие подспудные «слои»… Копель возился со мной как мог. Конечно, понять он может только малую часть, но и за это ему спасибо.

В итоге — пошел к Кисане и притулился к ее холмику, сосне, песочку и молчанию наступающего вечера…

Вечером, в 10.30, Коп еще раз приходил ко мне на веранду…

25 июня.

Пятница. Ночь пыток совести и вообще. <…> Вдобавок спал со мной и на мне Тиша. Очень жарко, душно, кошмарно… прямо смертный час какой-то длился всю ночь. После завтрака я и Тиша немного на горке. Копель спугнул, тогда оба пошли спать: Тихон ко мне!! под одеяло, я — на диван. Проснувшись, записал день до сих пор. Сейчас 11.30 утра. Тихий день. Плывут высокие размытые тучки. С моря наносит влажным холодком.

Читал газеты. Закончил Уэллса. Посидел на Кисанином пеньке у ворот; Копель «бреет» газон. Мгла с моря. Сосны в туманной дымке. Обед и сон до 4.30. Посидел «подкидышем» у Волчонков на веранде. Чашка кофе.

В 6-м часу втроем с Копелем и Муськой — к Анне Максимовне, у которой Копель обнаружил перелом мениска; для А.М. это трагедия, но выдержка ее при сем удивительна. Коп и Муська устремились по местам бывших усадеб и покинутых участков выискивать кусты для будущих пересадок их к «нам». По мне, так это то же самое, что переносить к себе растения с кладбища… Не говоря уж о том, что, беря от погибшего, известного тебе, ты тем самым даешь осознанную гарантию стать самому пустырем, и стать им, учитывая советскую «устойчивость» в ближайшем же будущем. <…>

Я их ждал и с горы любовался синевой Наровы, бледной далью заречья и яркими пятнами тральщиков, подернутыми нежной дымкой, плывущей с моря.

Все скорбно наполнено отсутствием Алены, и пусто, и в то же время все наполнено горячим ощущением ее невидимого присутствия. Где-то. На шоссе встретился идущий домой С. Кротов. Поехали с ним посмотреть «форелевые садки» на Нарове. Говорить о них нечего: все форели поражены грибком поголовно, плавают с объеденными плавниками… ужасное и символическое зрелище. Дома: Т.М. изволит быть на телевизоре. Съел простоквашу и сидел, дышал на крыльце. Перед сном взял полистать «Войну и мир». Ночь благополучна. Алена сегодня не позвонила.

26 июня.

Суббота. Солнце. Жарко. 10.30 — пошел к Синёвым. Очень парит. Идти очень трудно. И не столько одышка мешает, сколько очень высокий пульс (думаю, до 130). Антонина Васильевна одна, в беспокойстве: пропал куда-то Александр Петрович.

Над зеленым морем — мглистая дымка. Ровный влажный ветер. Жаркое солнце, тяжелые всплески ленивых стеклянных волн на отмелях. Уселся на корягу, с наслаждением дышал, слушал, погружался. Мгла над морем потемнела, поднялась, надвинулась иссиня-сизым пологом, обронила тяжелые капли дождя… и разошлась.

Заглянул к Гликманам. Его нет. Она — кислая, старая, какая-то деланная… неладно у них. Зато, перелистав несколько улочек, с истинным наслаждением посидел у Лидии Александровны с ней на ее скамеечке. По пути домой встретил Антонину Мих. Флаксберт. Должен признать, что есть в ней многое, чему можно подивиться и чем полюбоваться (независимо от того, «созвучно» оно или нет).

Дома Коп продолжает свое сизифово вожение камней, а Рензор изощряется в художественном возведении Муськиной стенки около альпинария… По-прежнему жарко, тяжковато. Небо белесое и ослепительное. Обед. Сон на Аленкиной постельке (Тихон занял мою кровать). После сна — запись дня. Сейчас 5 часов дня. Парит… Устроился у сирени.

Вблизи пасутся молодые самки с приплодом. Появился Болотин: 1) передал поклон от Алены, сказал, что приедет 30-го или 1-го, 2) просил подписать книгу Фомина.

Простокваша. Вновь у сирени с Копелем. Со стороны Силламяэ поднимается грозовая туча. Приближаются раскаты грома. Увы, все прошло стороной. 8 часов вечера. Я — у себя. Коп с Фирой — к Белоконю в баню. Внезапный недолгий, но полноценный дождь из туманного края ушедшей тучи. Сразу солнце. Лес — в голубом мареве. Я у себя в домике закрылся, занавесился. Сел с Толстым. Тиша — грустный и покорный — на подоконнике на веранде. Сумерки.

27 июня.

Воскресенье. Опять жаркий и паркий день. Копель тянет на реку. После долгого раскачивания мне, наконец, удалось преодолеть утреннюю «развяленность», и в 1 час дня пошли к лодкам. На реке, конечно, стало хорошо и легко. Лодка моя в отличном виде. Не торопясь, с Копом на веслах, с перекусом в камышах (у начала обрыва), незаметно добрались до «тополей». На обратном пути — греб я. Без одышки! Легко и приятно. Небо подзатянулось. Поднялся ветерок. Посвежело. В 5 часов причалили к своему берегу. Очень было бы все хорошо, если б не рев множества воскресных лодок и пачки воскресных «туристов» на когда-то бывшем для всех запретном правом берегу, если б не палатки, дымы костров и пр. и пр. И конечно, бесследно погубленные, опустевшие колонии ласточек-береговушек.

6 часов: Аля не звонит… Попросил Копа добиться Ленинграда. После долгих неудач — наконец голосок Алены: ни сегодня, ни третьего дня она не могла соединиться с Усть-Нарвой. 1) Вчера играла сюиту Баха (!!) с Рождественским. Здорова.